Deus ex machina. Бог из машины

       Девушка остановилась у костра и осмотрела сидевших у него людей, которые даже не подняли голов, чтобы взглянуть на нее. Их было трое: средних лет парочка, жавшаяся друг к дружке, и парень неопределенного возраста. На вид ему было не больше шестнадцати, но серый цвет лица и слезящиеся глаза в окружении мешковатых складок значительно старили его, выдавая привязанность к наркотикам. Ирина молча уселась у костра и вытянула ноги к огню. Было приятно после перехода отдохнуть, чувствуя легкое покалывание усталости в ступнях. Побеспокоенная ее бесцеремонностью троица на секунду отвлеклась от полусонного созерцание процесса горения древесного мусора и оценивающе потрогала взглядами девушку, после чего вернулась к прежнему занятию.

       Выдержав деликатную паузу, Ирина встала и, поднимая фонтаны искр, быстро затоптала горящие головни, пригребая их нагревшимися ботинками к остальным углям. Никто не возразил вслух, и только женщина прикрыла лицо руками, когда ветер закружил вокруг нее пепельное облако. Девушка развязала рюкзак и высыпала картошку прямо на уголья, пританцовывая вокруг и зарывая носком ботинка клубни поглубже. Обиженная розой ветров, которая несла гарь и пепел только в одном направлении, парочка безмолвно поднялась и удалилась в невысокую палатку неподалеку, а наркоман, словно сорвавшись с цепи, бросился помогать Ирине, каблуком втаптывая картошку с такой злостью, что девушка поторопилась унять его:

       – Потише, родной! Ты же всю передушишь! Кем ты был в прошлой жизни? Колорадским жуком? Или просто испытываешь к ней что-то личное?

       Парень весело оскалился, продемонстрировав безупречно гнилые зубы, от которых пахнуло загробным миром, и подмигнул девушке.

       – Чего глазом дергаешь? Или он у тебя к губе привязан: ты улыбаешься, а он дергается?

       – Нормальная приколистка,– затряс головой парень и уселся на землю у кострища.– А то я уже тут закисать стал, сестричка. Одни хмыри кругом и зануды. Одни хмыри... Так что держись меня, и будет весело.

       – Ты считаешь себя таким смешным?– ехидничала Ирина.

       – Я – Ромбус.

       – Это название зубной пасты, от которой ты пострадал?

       – Это кликуха, дура. И, будь уверена, ее знают многие крутые пацаны.

       – Ладно, Ромбик, ты меня утомляешь, так что пристегнись и дай тишины.

       Девушка подобрала с земли ветку и пошевелила ей угли, выглядывая картошку:

       – Еще не готова.

       – Я знаю,– настойчиво затряс головой парень.– Ты думаешь, я наркоман. Думаешь, я конченый торчок с гнилыми руками. Думаешь, у меня уже клин в башке?

       – Расслабься, я подустала, чтобы думать еще о ком-то.

       – Да все так думают. Раз укололся, так уже и не человек. А я тебе так скажу, все от силы воли зависит, а не от наркоты! Вот другие, я знаю, как привязанные к этому плану. Ширнулись, крыша и отъехала – пошли чертики плясать. Вены как стекло ломаются, а они с иглы не слазят, потому что соплями примотаны, и сказать себе не могут – силы воли нет. Вот меня возьми. Я и года дурь не гоняю. Вот под настроение могу оттопыриться, а как нет желания – ну, вот нет тяги – так мне эти косяки хоть силой пихай – даже не затянусь. Потому что я себя в руках держу! Вот так!

       И он вытянул дрожащую руку вперед, сжав ее в кулак. Ирина поморщилась:

       – Слушай, держатель. Мне здесь твои байки не нужны. Найди другого и лей ему в уши, что хочешь, а от меня отлезь!

       – Зря, сестрица. Я же не чмо какое. Я все вижу. И ты наша. Было бы у меня чем оттянуться, ты бы сейчас у меня в ногах валялась. А вот у меня нет такой зависимости, как у всех у вас, наркотов печальных. Меня не ломает, и на людей я не зверею. Вот чего ты такая злая? Потому что ломает тебя!

       – Да что ты млеешь, падаль жеваная?– вспыхнула девушка.– Сверни свои глазные яблоки на бок, пока я тебе их на затылок не затащила! Плевала я на тебя и твоих братков и сестричек. Говоришь, и года не гоняешь? Ты два года и семь месяцев на игле! У тебя в организме уже начались необратимые процессы. Закатай рукав! Твоя локтевая язва так воняет, что я ее здесь чувствую: ты руки не разогнешь, чтобы она у тебя не лопнула. Ломки ты не боишься? Ты только утром последнюю дозу вкатил: подожди до вечера, до ночи. Вот когда у тебя днище пробьет, и будешь выблевывать собственные кишки, я посмотрю, каким тогда философом будешь. Утомил ты меня нытьем своим! Понял? Или сваливай, или залепи дуло. Тут и без тебя вони хватает!

       Наркоман грязно и пошло выругался на Ирину, помянув все ее вторичные половые признаки, и высказался по поводу своего негативного отношения к ним, но после на долгое время замолчал.