Deus, ex-machina

На стенах появились «окна» трапециевидной формы, входной люк, между тем, закрылся. Весь экипаж, кроме Персифоны, с изумлением наблюдал, как стена перед носом корабля начала светиться, становясь все ярче, а затем – и вовсе исчезла. А сама «Надежда» уже неслась вперед, к далекой стене острова, мимо исполинских мерцающих машин. На стенке, тем временем, появился сияющий квадрат, и через мгновение «Надежда» выпорхнула в сумерки Ойкумены и, низко пронесясь над высоким лесом, приземлилась на проделанной падением «Возмездия» просеке.

Когда корабль замер, экипаж некоторое время продолжал пребывать в оцепенении.

– Мы движемся быстрее торпед, – нарушил Язон тишину.

– Мы движемся быстрее «Стервятников» – хмыкнул Персей. – И намного.

– Зато мы тормозим в обычной жизни, – безапелляционно заявила Гарпия. – Кто идет за продуктами?

– Я, – сказала Тристана.

– Я с тобой, – отозвался Еврисфей. – Эри, айда с нами!

Эриния кивнула.

– Кто еще? – спросил Язон.

– Никого не надо, – ответил Еврисфей. – Я собираюсь забрать с корабля уцелевших големов, их и нагрузим.

– А личные вещи? – уточнил Язон. – Нам их тоже следует забрать.

– Заберем, – сказал Еврисфей. – Мои ребята – выносливые…

…Тристана стояла на пороге их выгородки. Их маленького рая, покинутого – как и весь фрегат. Тристане было почти физически больно, словно в сердце вогнали иглу. Они с Эйден были так счастливы здесь…

А теперь она так далеко. Близко – и далеко. Расставание – оно так болезненно, так горько, словами не передать. И Трис, никогда не робевшая, сейчас боялась войти в выгородку, боялась коснуться ложа, на котором было так много сказано словами – и еще больше сказано без слов, языком нежности и любви, языком прикосновений…

Трис машинально потерла глаза – слезы щипали веки, нестерпимо и болезненно, но плакать она не могла себе позволить.

Прикрыв на мгновение глаза, она переступила порог. Мир вокруг не рухнул, ничего не изменилось. Вещи были заранее свернуты в баул – оставалось только взять его и отнести на корму, где Еврисфей и Эриния нагружают уцелевших големов… или уже просто милуются, пользуясь ее отсутствием?

Трис скрипнула зубами. Пусть это и не очень хорошо, но чужое счастье сейчас ей было неприятно. Не потому, что она завидовала – а потому, что собственное счастье она потеряла. В голове Трис царила сумятица, она не могла сосредоточиться, ее мысли метались, и лишь вопрос «что я сделала не так?» просто горел в ее сознании…

Она подошла к своей койке – почему-то именно ее койка стала для них прибежищем, а выделенная Эйден пустовала. Медленно наклонившись, подняла баул, стараясь забыть, что этот сверток некогда был их ложем любви. Взвалила на плечи и обернулась к койке Эйден.

На ней сидел ангел. Её ангел.

– Что тебе здесь надо? – спросила Тристана, поражаясь тому, как грубо звучит ее голос.

– Поговорить, – ответил ангел.

– Зачем?

– Потому что мы… – ангел смотрел на Трис, и ей показалось, что выражение лица его стало наивно-растеряным, таким же, как у Эйден. В это лицо она влюбилась, это лицо заставляло трепетать ее душу…

– Зачем?!!! Зачем ты делаешь это?!!! – Тристана готова была броситься на ангела с кулаками, если бы в этом был хоть какой-то смысл. – Вы отняли у меня все! Мою первую любовь убили, моего первого мужчину лишили всего, кроме разума, мою любимую украли, украла ты…

Ангел внезапно оказался рядом с Тристаной; его руки и крылья обвили ее, окружив сиянием хрупкую, но такую сильную фигурку.

– Я ничего не забирала у тебя, – сказал ангел. – Эйден для меня – как мать. Наши природы совершенно разные, и любовь у нас разная. Знаешь, что такое любовь ангела?

Тристана отрицательно покачала головой; по ее щекам текли слезы.

– Когда мы любим, мы долго не можем встретиться; я не знаю, почему так, но так и есть. Наконец, мы сходимся, и тогда вы видите грозу.

Тристана посмотрела на ангела; сквозь слезы он казался еще светлее.

– Когда мы сходимся в любви, мы невероятно далеки друг от друга. Но наша любовь пронзает Ойкумену; Вы видите ее как реку огня и сияния.

– Я видела это…

– Да, в тот день, когда я родилась.

Лицо ангела было прямо напротив лица Тристаны, невольно напоминая Эйден, невольно напоминая то, как Трис привлекала ее к себе, как прижималась губами к ее мягким, слегка горьковатым губам…

– Как ты можешь ревновать ее ко мне? – глаза ангела лучились. – У нас разные миры. Я счастлива, что она дала мне свой аватар, но так, как ты, я не люблю ее. Моя любовь – другая, и твоя любовь – сильнее и глубже моей…

Тристана отвернулась:

– Но ведь ты ее любишь?

– Как ваши дети любят родителей, как я любила бы моих родителей, если бы знала, кто они. Люблю, но… – ангел подбирал слова, – так, как ты, я люблю не ее.

Тристана резко обернулась:

– А кого?

И тут в выгородке появился еще один ангел. Он был таким же, как остальные, но Тристана почему-то подумала, что это тот самый «первый ангел», встреченный ими в Заповеднике.

– Я старше ее, – сказал ангел, – но я чувствую к ней то, что, возможно, Вы чувствуете к Эйден. Я хочу идти с ней на грозу, и готов пройти с ней множество гроз. И я бы хотела попросить Вас…