Детский дом и его обитатели

– Птичку жалко. Затем наглый смешок… Это Бельчиков комментирует моё чтение. Реагирует Огурец:

– Лучше бы про Псков рассказали.

– Про Псков мы альбом сделали, интересно – приходите, кто хочет, и смотрите, – и ещё один подаёт голос – Игорь Жигалов.

Псков…

Это отдельная история. Мы с детьми готовились на зимних каникулах проехать по западным городам Советского Союза: Псков, Брестская крепость… Игорь сделал прекрасные альбомы, в них были не только видовые открытки, но и пояснительные тексты, – их готовил, перелопатив горы литературы, наш отличник Пучок… Библиотека в детском доме, несмотря на постоянные «уводы» хороших книг, всё ещё была первоклассной. Я молчу долго, очень долго. И это уже мне самой не нравится. Зверским усилием воли подавляю внутренний трепет – только бы не зареветь! Подумают ещё, что специально жалоблю.

И вот, наконец, продолжаю – голосом ровным, но каким-то всё же некрепким.

«Я славно пожил»!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо!.. Ты не увидишь его так близко… Эх ты, бедняга!»

Тут мне снова пришлось на время умолкнуть. Медянка бойко объявляет:

– Технический перерыв!

Каков, однако! Вот мерзавь разэтакая…

Ещё чуть-чуть поборолась за власть над собой, на этот раз успешно, и вот уже уверенно продолжаю:

«И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошёл к обрыву, скользя когтями по слизи камня…»

Всё…

Приехали – слёзы снова текут по моему лицу двумя безудержными потоками. О, ужас, только не это… Сейчас начнётся буквально истерика с рыданиями…хлюпаньем носом… Сгорая со стыда за свою дурацкую впечатлительность, но и одновременно – гордо несясь в бездну горьковской стихии, я всё же кое-как, с горем пополам довела дело до конца – закончила чтение так разволновавшей меня Песни. После долгой, тягостной паузы раздаются слова, от которых мне хочется немедленно застрелиться:

– Голубей давно не жарили. Ой… А! Харэ, дурак!

Это Ханурик ткнул локтем пару раз в бок не в меру активного Беева. Я смотрю на всех по очереди. Вот Игорь Жигалов, стоило видеть это лицо – здесь и сейчас! На щеках то бурые пятна, то вдруг всё лицо становится пергаментно бледным…

Что у него на душе сейчас творится? Похоже, что-то хочет сказать, но что-то более сильное его сдерживает…

Что именно?

Оглядываюсь на девчонок – сидят как мышки. Хоть бы одну реплику отпустили! Надюха сосредоточенно перешнуровывает кроссовки.

И тут… скр-р-рип!.. К нам в отрядную заглядывает Людмила Семёновна. Глаза вопрошающие. Говорит подчёркнуто безразлично:

– А, это вы здесь.

И тут же исчезает.

Это может означать следующее: пора срочно кончать, пока с нами спешно не покончили. Сколько у меня есть времени – точно не знаю. И потому спешить надо поскорее. Только не надо суеты. Говорю строго, но без особого нажима:

– Так вот, славные мои. И вам и мне уже ясно, что так продолжаться не может. Я хочу, чтобы вы все до единого, открыто высказались. И если кто носит камень за пазухой, вытаскивайте. Делайте это смело. Я не ставлю перед собой задачу – кого-то наказать за неподчинение уставу отряда. Я просто хочу понять ситуацию и сделать некоторые выводы. Так что – смелее!

Однако по-прежнему молчат.

Лоб Игоря покрывается испариной. Видно, крепко ему не по себе.

– Ладно, – говорю несколько отстранённо, – раз нечего сказать, то вот вам текст заявления на имя директора. Кто согласен с его содержанием, подписывайте.

– А про чё там? – сразу оживился Бельчиков. Говорю с укоризной:

– Тебе ли этого не знать?

– А чё? – недоумевает он.

– А разве не ты его сочинял?

– Во дают! Вааще…

Это Медянка.

– Я?

– Может и не ты, – говорю я. – Это теперь не суть важно.

– А что за текст?

Вот уже несколько человек проявляют живейший интерес к документу, который предстоит подписать или отвергнуть.

– Ну, хорошо, слушайте.

И я начинаю читать – почти формально, без всякого выражения, как обычно зачитывают простые формуляры или скучные инструкции:

«Мы, нижеподписавшиеся, хотим заявить, что у нас плохой воспитатель, которому мы не желаем подчиняться».

– Вот такой вот текст.

– А зачем вы это написали? – задиристо спрашивает Огурец.

– В том-то и фокус, что не я это написала, а некто, предположительно Бельчиков, судя по почерку, хотя и с наклоном влево.

– А как он к вам попал? – продолжает допрашивать Огурец.

– Кто-то подложил этот листок в журнал. Своей рукой я дописала только список отряда. Кто хочет, может подойти ко мне и поставить свою подпись под этим документом.

– А где подписывать? – уточняет Медянка.

– Подпись надо ставить рядом со своей фамилией.

Ну вот, всё, кажется. Теперь я уже надёжно обрела душевное равновесие. Что будет, то и будет… Главное сказано. Все, однако, в некотором смятении.

Да, видно невооружённым глазом – смущены, интриганы-дурачки. Видно, не ожидали, что так круто начнём разруливать кризисную ситуацию.

«Довести» меня вам вряд ли удастся на этот раз.

Ладно, а– баж-ж-ждём! Не спешат что-то. Но вот решительно встаёт Бельчиков.

– Чё, ребя, подпишемся?