Дети в гараже моего папы

– Не, я в «Нептуне», где школа олимпийского резерва, когда я был мелким, «Спартак» еще не починили.

Когда она ушла, Егор пожалел, что не пригласил на чай.

Мама с Ленкой еще не вернулись. Грязная посуда кисло воняла. Окно распахнуто настежь. Егор всегда нервничал, когда видел открытое окно: он был маленький, у них была кошка. Она любила прогуливаться по внешней стороне подоконника, и мама всегда говорила, что кошка сама разберется и что она не дура. А папа говорил, что это естественный отбор. Она не сорвалась – ушла на даче и так и не вернулась, но Егор все равно психовал. Вид кошки по ту сторону окна замораживал его внутренности.

Надо было посмотреть, что пишут в новостях, но он не хотел. Включил воду и стал мыть посуду. Когда мама не смотрела, он выдавливал на губку много средства, так что, если сжать ее пару раз, как эспандер, она сделается белой. Противнее всего было мыть кастрюлю, но не бросать же ее. Потом он подмел и выбросил все окурки, которые нашел в доме. В родительской спальне обнаружил стакан, от которого пахло коньяком. Отлично будет, если мама сопьется на фоне нервов. За исключением опустевшей раковины, атмосферы чистоты не появилось. Он даже подумал полы помыть, но тут вернулись мама с Ленкой.

Долго вы, сказал он.

Пробка на Бердском, пояснила Ленка. Есть поесть?

Не-а.

Господи, ты когда из школы вернулся? Часа два назад? Неужели даже пельменей не мог сварить? Видишь, мать еле на ногах держится.

А я откуда мог знать, что она на ногах еле держится. Сейчас воду на пельмени поставлю.

На кухне никто не заметил, что он помыл посуду.

Не ори на ребенка. Мы тоже хороши, сказала мать, могли заехать, купить что-нибудь.

Егору показалось, что она вроде приходит в себя. По крайней мере, какие-то разумные вещи говорит. Он поставил чайник, включил газ, заметил, что спички кончились, выключил газ и полез на полку за спичками.

Так чего так долго-то? Чего искали?

Соседей позвали, ответила мать на какой-то совсем не тот вопрос, господи, вот это стыдоба. Теть Люду привели. Помнишь теть Люду? У нее еще три собаки жили когда-то, всегда тебе конфеты передавала. У нее еще сын алкаш.

Ой, да кто там не алкаш, сказала Ленка.

Теть Люду и еще соседа через два дома. Я его вообще не помню, он новый какой-то.

Они с семьей дачу там купили, пояснила Ленка.

Егор разжег огонь под пустой кастрюлей, потом налил в кастрюлю воды из чайника. Когда включаешь газ, раздаются частые щелчки, как будто плита вот-вот взорвется. Пельмени лежали у самой стенки морозилки, за кровавым каменным пакетом с мясом. Необходимость ковыряться в морозилке успокаивала.

А зачем соседей привели, спросил он.

Понятые. Обязательно должны быть понятые, без них нельзя обыскивать.

Так что искали? Или нашли.

Весь дом перевернули, но маму стеснялись, старались аккуратно. Нормальные ребята, на самом деле.

Не нормальные. Мусора позорные, прошипела мама не своим голосом.

Ленка не стала спорить. Егор высыпал пельмени в бурлящую воду. Вспомнил, что, если бы посолил сразу, закипела бы быстрее. Приоткрыл крышку деревянного короба солонки, отколупал кусочек, бросил в воду. Потом еще каких-то специй, которые пахли шашлыком. Пельмени закружились, следуя за ложкой.

Отфоткали и забрали все детские игрушки, продолжила Ленка. Все до единой нашли и запихали в герметичные пакеты. Вроде еще что-то взяли, но в основном игрушки.

Откуда они там, удивился Егор. Мы ж с тобой на даче почти не бывали.

Да ну нет, я к бабушке ездила, когда маленькая была. И ты ездил.

И что, нас бабушка прям игрушками заваливала?

Да просто старые ваши туда отвозили, сказала мама уже нормальным голосом. От ее голоса пельмени всплыли. Там и вещи ваши детские лежат. Не выбрасывать же.

А зачем они, удивился Егор. Типа, вдруг мы опять уменьшимся?

Тела всплывших пельменей надорвались, показалась серая внутренность. Белесая кожа подрагивала. Он взял плоскую поварешку с дырками и глубокую миску (пять минут назад помыл – прям жалко!) и выловил пельмени.

Как память. Ну или вашим детям. Да мало ли!

Егор как раз подумал, что в этом родительском желании сохранить вещи, которые никому никогда не будут нужны, есть что-то нездоровое. Когда бабушка была жива, она все время совала им с Ленкой какие-то застиранные наволочки. Они их никогда не брали, а потом, уже в машине, находили у себя в рюкзаках.

Все выспрашивали, а это чья игрушка, а эта откуда. А я помню, что ли?

Он поставил в центр стола миску с горой пельменей. Блин, хорошо бы хватило на троих. Три тарелки – перед мамой, перед Ленкой и перед пустым местом. Вилки. Гош, достань сметану. Кетчуп надо? Его все равно нет, давайте со сметаной. А ложку, Гош? Мы сметану пальцами, что ли, будем есть?

– Что ты им говорила про игрушки-то?

– Что не помню, чьи они! Ну, твои или Ленкины, чьи еще! Лен, а ты почему не ешь пельмени?

Я ем-ем. Гош, а ты помнишь синюю гоночную машинку? С облезлой дверью такую. Хотя, может, тогда дверь еще не облезла. Короче, машинку помнишь?