Детектив, смартфон и шифер

Танька чуть подобрала полы халата, чтобы на них не наступать, и пошла, как принцесса в бальном платье.

Мама поставила чайник, а Танька стала выгружать на стол новости и приветы. Обращаясь в основном к Алешке:

– Это тебе пирог от меня. Это тебе варенье от бабушки. Это тебе мед от деда Степы, это молоко от Майки.

– Майка – это его очередное увлечение? – спросила мама.

– Майка – это бабы Лены коза. Алешке козье молоко очень понравилось.

У Алешки такое свойство – где бы он ни появился, его тут же хотят покрепче накормить. Что под руку подвернется.

– А ты чего вообще-то заявилась на ночь глядя? – вежливо спросил Алешка – в одной руке кружка с молоком, в другой – здоровенный ломоть пирога. – Соскучилась?

– А то! Прямо вся извелась без тебя. Нужен ты мне больно – я учиться приехала. Буду в лицей поступать.

– Тебе это надо? – искренне удивился Алешка. Для него учиться – даром время терять. – А в какой лицей? В танковый? Таньки танков не боятся, да?

– В художественный, – сказала Танька. – Художником буду.

– Вот еще! – фыркнул Алешка. – Учись лучше на балерину.

– Это почему? – Таньке стало интересно.

– Потому! Если будешь художником, все будут смотреть на твои картины, а не на тебя. А станешь балериной, все будут только на тебя любоваться и пальцем показывать. И приговаривать: «Это кто же такая хорошенькая? И как она доехала? И не проголодалась ли по дороге? И как она себя чувствует в доме Оболенских?»

– Пошел черт по бочкам, – усмехнулась мама. Она всегда так говорит, когда Алешку «заносит».

– Ваш Алешка, – совсем по-взрослому сказала Танька, – почти не изменился.

– Вредные не меняются, – объяснила мама.

– Жалко. А я ему хотела свои рисунки показать.

Оказывается, чтобы поступить в этот лицей, нужно сначала пройти конкурс. Представить свои рисунки – акварельные и карандашные. А уж комиссия из художников решит: допускать тебя к экзаменам или нет. Будут потом на твои картины пальцем показывать или лучше идти прямо в балерины.

– Ладно, – согласился Алешка, – показывай свои шедервы.

И все пошли в нашу комнату и уселись живописной группой на Алешкиной тахте. Разглядывать «шедервы».

Сначала Танька показала свои акварельные пейзажи, с которых так и повеяло прошлым летом. Я, конечно, не такой специалист, как Алешка, но мне эти картины очень понравились. Сразу было видно, что художник Танька писала их с любовью.

Вот наше любимое озеро, правда, в непогоду. Морщится от ветра, гнутся стебли камыша, даже слышно, как он шуршит. Набегают на песок волны, растекаются мутной пеной.

Вот наша любимая березовая роща. Так и кажется – чуть шагни в ее прохладную и тенистую глубину, тут же под ноги бросятся наперегонки стаи грибов.

Вот колышется под солнцем и облаками наше задумчивое разноцветное поле, и звенит над ним всякая птичья мелочь.

Вот наш любимый фургон со спущенными колесами, в котором мы с Алешкой жили летом. Он такой родной и близкий, что прямо захотелось снова оказаться под его доброй крышей.

Да, хорошие приветы привезла нам Танька.

– Это я рисовала, – объяснила она про фургон, – когда особенно без вас скучала.

На рисунке рядом с фургоном высилась наша любимая береза со скворечником, откуда торчала мышиная мордочка.

– Опять! – взвизгнул с возмущением Алешка.

Опять… В одно лето в скворечнике вместо скворцов поселилось семейство мышей-полевок. Но Алешка живо с ними расправился – переселил их в подвал нашего вредного соседа, который все время ворчал, что береза затеняет его грядку с клубникой, и грозился ее срубить (березу, конечно, а не клубнику).

– Ничего, – сказала Танька, убирая в папку рисунок. – Весной скворцы их выгонят.

Потом она стала показывать карандашные портреты наших летних друзей и знакомых. Получилось у нее очень похоже, все они узнавались с первого взгляда, но чего-то не хватало. Алешка очень внимательно эти портреты рассматривал, а потом взял свой карандаш и спросил Таньку:

– Можно?

Танька кивнула – она знала, что Алешка рисунок не испортит, а сделает его еще лучше.

– Это Рустам? – спросил Лешка.

Рустам. Или Рахим. Точно никто не знал. Продавец в нашем магазине.

– Я его сразу узнал. – Алешка прищурился и вытянул руку с листом подальше. – Только у него глаза другие.

– Какие? – удивилась Танька.

– Вот такие. – Алешка растянул глаза пальцами до узких щелочек. А потом чуть тронул карандашом рисунок.

– Здорово! – ахнула Танька.

Надо же – всего два штриха – и Рустам (или Рахим) ожил, засветилась в его узких глазах дружелюбная хитринка.

Алешка взял следующий рисунок – портрет дяди Юры. Это наш местный тракторист из деревни Пеньки. Он всегда немножко небритый и немножко лохматый. Очень хороший человек.

Еще пара штрихов, и дядя Юра тоже ожил. И сейчас, глядя на его портрет, очень многое можно было рассказать об этом человеке. Лицо задумчивого и растерянного добряка, который все время что-то забывает и не может вспомнить. Что-то теряет и никак не может найти.