– Чего будем делать? – спросил Никишов.
Он парень крепкий, но нуждается в руководстве.
– А вы уже все сделали, – сказал Алешка, подпрыгивая на мешке. – Осталась одна ерунда. Вернее, две ерунды. Делаем засаду – раз, схватываем серого волка – два!
– Еще три, – добавил к счету Сельянов. – Доставляем его участковому. Вот он попрыгает! Как без штанов в крапиве.
Правильно, каждый должен заниматься своим делом – кто учиться, а кто в крапиве прыгать.
– А как Танька считает? – спросил Никишов.
– Хорошо считает, – ответил Алешка. – Хоть до ста без остановки.
Отличный ответ. Никишову понравился.
– Ну что, – вздохнул он, – погнали?
Мы набили листвой еще сколько-то мешков, оттащили их к калитке и вернулись в школу. Досидели оставшиеся уроки и пошли домой.
Мамы дома не было, Танька тоже еще не пришла, и мы пообедали вдвоем.
– Столько дел, столько дел, – пожаловался Алешка, валясь на тахту. – Даже спать захотелось. – Но тут же вскочил. – Пошли, Дим!
– Куда еще?
– На разведку. В эту «галеру» Чашкиных. У нас с тобой билеты есть. Со скидкой.
– Вообще-то они для мамы с папой.
– Кто сказал? Крышкин? Родители туда все равно не пойдут. А потом, Дим, – невежливо. Они меня в Италию или на дачу повезут, а мы даже к ним не сходим. Они обидятся.
Ну да, и останемся мы без черепицы.
Так мне не хотелось тащиться в эту «галеру», что Лешка это понял и тихонько сказал:
– Хочешь одну тайну? Помнишь, когда мы в Танькином лицее были, я на второй этаж бегал, в туалет?
Вот уж событие! Достойное памяти.
– Я ведь, Дим, туда специально попросился. На разведку.
– И что ты там разведал в туалете?
– В туалете ничего нового, а в одном калидоре…
– Коридоре, – поправил я.
– Ну, а я что говорю? В общем, там много дверей с табличками. И на одной двери была, знаешь, какая? «Ст. пред. Т.В. Чашкин». Что такое «стпред» я не знаю. Наверное, старый предатель.
– «Ст. преп.», Леха, старший преподаватель.
– Старый или старший, я не знаю. А вот что такое Чашкин, и ежику понятно.
– Ты думаешь, что…
– Я, Дим, думать не очень люблю. Я люблю соображать.
– И что ты соображаешь?
– Этот Чашкин ворует картины и продает их от своего имени.
– Под своим именем, – немного поправил я. – Только не сходится у тебя. Помнишь первые картины? Там стояла подпись «Л. Чашкин», а не «Т. Чашкин».
– Ну и что? Ошибился немного, второпях.
– Нет, Лех, здесь что-то не то.
Тем временем мы подошли к художественному салону под названием «Галерейка». Он занимал подвал большого дома, мы спустились по ступенькам и вошли в мир живописи и искусства.
Охранник внимательно оглядел нас, еще внимательнее рассмотрел наши приглашения и, кивнув, бросил их в широкую вазу на столике. Я думаю, эта ваза – накопитель для повторных использований, чтобы владельцам «Галерейки» не тратиться на новые.
Ничего особо интересного мы здесь не увидели. Все, что там висело на стенах и перегородках, принадлежало кисти рисовальщиков нашего микрорайона. Разнообразием они посетителей не баловали, было всего две темы – наш знаменитый овраг с речкой Самородинкой и церковь – небольшая такая и уютная, все время окруженная стаями голубей.
Так бы мы и ушли ни с чем, если бы вдруг не появился один художник. Молодой такой и красивый – у него были длинные волосы, часть их, слева, заплетена в косичку, которая спускалась от уха до плеча. Так и хотелось ее подергать.
– А, вот вы где, любезный Тигран Ваганович, – заглянул художник за одну из перегородок. – Милейший, вы меня, образно говоря, надули!
– Непристойно выражаетесь, юноша.
– А вы поступаете непристойно, достойнейший меценат. Вы заплатили за мой пейзаж «Самородинка под снегом» тысячу рублей, а продали за три тысячи!
– Кто вам сказал? – возмутился старший Чашкин.
– Крышкин, – шепнул мне Алешка, превратившийся в большое ухо.
– Мне никто не говорил, дражайший, я своими глазами увидел в вашем Каталоге.
Чашкин густо и уверенно рассмеялся. Даже снисходительно.
– Объясняю, юноша. Это коммерция. Во-первых, наша фирма имеет юридическое право на комиссионные – ведь нам надо же на что-то существовать. Аренда помещения, оплата персонала, наконец, покупка новых поступлений – все это требует наличных средств. А во-вторых, скажу вам по секрету, цифры в Каталоге – фиктивные, для приманки покупателей. Есть такие любители живописи, которые любят, чтобы произведение стоило дорого. Им тогда кажется, что оно достойно украсить их апартаменты. Это вам ясно? Надеюсь, инцидент исчерпан ко взаимному удовольствию. Что вы сегодня принесли?
– Вот, – потухшим голосом сказал художник, – «Летний дождь на Самородинке». Взгляните.
Сначала молчание, хмыканье, а потом:
– Интересно… Свежо… Цветовая гамма хорошо решена… Тональность передает настроение… Тысяча пятьсот.
– Тигран Ваганович, это смешно. Я на краски больше потратил.
– Ну уж если откровенно – я только за краски и ставлю такую цену.
Вскоре художник прошел мимо нас, опустив голову, и мне уже совсем не хотелось дергать его за косичку.
На выходе он забрал свой этюдник, повесил его на плечо и, вздохнув, вышел на улицу. Наверное, пошел писать новый этюд под названием «Осенний дождь на Самородинке».