Десятый десяток. Проза 2016–2020

Мне уже доводилось записывать: человечество неимоверно талантливо, но удручающе неумно. Столько бессмысленных усилий, чтобы преуспеть в марафоне и непременно стать победителем, утвердить превосходство. Какая ошибка, какая глупость! Не нужно стремиться к мнимым вершинам – там наверху пустота и холод. Надо дорожить благодарно крохотной частичкой земли, которая нам дала приют.

Удача страны и человека не в распространении, не в масштабах, а в способности сосредоточиться!

26

Теперь, когда мы во всех подробностях видели всю долгую цепь событий и видим печальные итоги братоубийственной экспансии, есть смысл, наконец, задуматься о благах общественной динамики, о нашей неукротимой моторике, о непомерной цене прогресса. Но думать – это такое мучительное, такое опасное занятие. Насколько веселее ввязаться в какую-нибудь драку. Там риск, неизвестность и все может быть. Ах, сколько прелести в авантюре, как пресны благоразумные люди. С ними лишь стариться и выживать.

А в сущности важно понять лишь одно: что все осознанные усилия должны быть направлены на достижение необходимого равновесия – какая тогда настала бы жизнь!

* * *

Утверждают, что движение само по себе важнее цели. Значит – вперед!

Этим словам никак не откажешь ни в обаянии, ни в задоре. И в самом деле движение – жизнь.

Но всякая истина конкретна, и это относится в полной мере и к апологии динамики. Она далеко не всегда означает развитие, авангард и зрелость.

Самое время для нескольких слов о том, что и у статики есть свои безусловные преимущества. Она располагает не только к благоразумной осмотрительности. Ей свойственна изначальная склонность к исследованию, аналитичности и погружению в глубину. Поэтому перед ней пасовали многие смелые кавалеристы.

27

А жизнь добила, сожгла, доломала…
Втоптала меня в придорожный песок.
И все, что когда-то меня занимало,
Растаяло в небе, как сизый дымок

28

Есть те, кто решительно не приспособлен думать о чем-либо, кроме того, как выплыть, как уцелеть, как выжить – это и есть их ключевая, возможно, единственная забота. Есть и другие, им еще важно занимать подобающее место на померещившемся Олимпе – честолюбивые провинциалы, задумавшие завоевать столицу. Они проглотили в детстве немало увлекательных книжек о доморощенных Растиньяках, рванувших из медвежьих углов на штурм высокомерных столиц.

Все это было бы и забавно, и даже трогательно, если не помнить, что был среди них и Сосо Джугашвили, и несостоявшийся живописец Адольф Шикльгрубер, и множество прочих, не столь удачливых, претендентов на места в истории, на внимание новых поколений. Этим больным, одержимым людям стоило бы напомнить, чем кончили их предшественники, но память еще никого не остановила и никого не смогла спасти. В этом и состоит урок, никем не выученный и не востребованный. Исчерпывающий, печальный итог. Как встарь, невыученные уроки сочатся кровью, становятся пеплом.

Что делать? (Не) преклонному реалисту придется смириться с таким концом.

А если читатель предпочитает оптимистическую виньетку, то есть достаточно поднаторевшие и квалифицированные умельцы, готовые по первому требованию представить и такой вариант.

29

Все можно, в конце концов, превозмочь, но отчего-то не унимаются противоречащие друг другу несочетаемые потребности.

С одной стороны, такая мучительная и властная необходимость записывать, пробовать на ощупь, на вкус всегда ускользающее слово и, наконец, его обнаружить и намертво прибить к листу еще не оскверненной бумаги.

И вместе с этим такое же ясное желание стать неразличимым, невидимым для любопытных глаз, смешаться с прахом, с угрюмой ямой, готовой принять меня в свое чрево.

Все то, что некогда было мной в другой, давно исчерпанной, жизни, все, наконец, нашло друг друга, срослось, сомкнулось в единую цепь.

Теперь бы и мне найти, наконец, оставленный мне кусок пространства и спрятать в каком-нибудь уголке свою неисцелимую боль. Уйти. Убежать от всех доброхотов, готовых подставить плечо.

Спасибо вам, но только я сам могу помочь себе в этой гонке.

Осталось только найти свое слово, разглядеть его в груде изжеванных побрякушек, давно утративших вкус и цвет.

В тот миг, когда я его обнаружу, вернутся и равновесие духа, и спасительная возможность поставить вожделенную точку.

30

Когда я был молод, я так гордился своей расточительной неуемностью, я был уверен, что неспроста была ко мне природа так благосклонна.

В сущности, эта боеготовность была еще одним доказательством моей непреходящей потребности либо разделенной любви, либо все тем же желанием творчества.

Сколь ни странно, меня никогда не манила мечта о славе, которая часто повелевает сердцами южан.