Десант в настоящее

— Вернут, — с тоской в голосе ответил Василий. — Не пропустят. Придётся начинать всё с начала. Самоубийство запрещено. Независимо от формы. Ещё и накажут!

— Неужели нет способа?

— Отчего же, — оживляется Василий. — Как не быть. Личные муки плюс ментальное усиление толпы. Приёмная база Лунного города на Последнем Рубеже выловит, выделит и отправит по назначению. Вот только муки должны быть лютыми, и народу побольше…

— Народ, чтоб за тебя переживал?

— Нет, — отмахнулся Василий. — Не обязательно. Когда ненавидят — даже лучше. Сигнал мощнее. У вас, у людей, ненависть лучше получается, чем любовь…"

Любовь.

Ревную ли я Калиму к Василию? Имеет ли ревность отношение к любви? Они не спят друг с другом. Но, думаю, только по причине отсутствия условий. И дело не во мне. Хотя, конечно, груда тряпья, осторожно ползущая следом, вряд ли может способствовать романтическим настроениям…

У нас так принято, что измена мужчины — событие обычное, и даже достойное. Число женщин, с которыми мужчина переспал, наполняет его гордостью и уверенностью в полноте стремительно несущейся мимо жизни. Но вот вопрос: откуда берётся состав женщин, с которыми ему удалось переспать? Это ведь чьи-то жёны и дочери. И матери, между прочим, тоже! Почему же мысль о том, что жена тоже может найти удовольствие вне супружеского ложа, наполняет мужчину гневом и яростью? Это же элементарная симметрия. Ты изменяешь — она изменяет. Вы равны в своём удовольствии…

Другой вариант. Мужчина настолько пренебрегает своей женщиной, что она вынуждена расходовать невостребованную сексуальную энергию без его участия. Кто же в этом повинен? Она-то "вынуждена"! Заботься о своей жене. Смени приоритет: не работа, карьера, амбиции, а семья пусть станет главным, включая сексуальные баталии в постели со своей супругой, и она не изменит.

Не так они устроены. Статистика!

Мужчина ищет "новое", а женщина — "лучшее".

В любом случае, никто не вправе покушаться на чью-то свободу. Если же близкий человек делает что-то "не то", ищи причины внутри, а не снаружи.

А чтобы этого избежать, "не делай другим того, чего себе не хочешь".

Изменял ли я Маше? Не было возможности. А вот невесте своей, Катерине, изменял. С Калимой. С той, что сгорела в особняке на улице Свердлова.

Я же её и подпалил… сволочь…

— Нам ведь главное, чтоб без силы, — хрипит, задыхается голос. — Зачем кровушку лить понапрасну? Ты приятеля своего позови, за какой надобностью, а мы её схороним. Да и сами схоронимся. Ну, побуйствует пару деньков. Может, мебель какую поломает. Но ведь все живы-здоровы останутся…

Будет ли Василий "буйствовать" из-за Калимы? Никогда. Я чувствую, знаю. Ему, как и тогда, на болоте, всё равно. Весь этот сброд под ногами: люди-людишки; и мужчины, и женщины, или помогают, или нет. Есть какие-то правила, мне неизвестные, которые ограничивают его действия. Например, ему очень не хочется убивать. Но не из человеколюбия. А потому что накажут. Кто и как, опять же "не моего ума дело"…

"Ну, и почему же мы такие чёрствые и злые, господи?" — попытался я как-то съехидничать. А он возьми и ответь:

— Так ведь "по образу и подобию…"

Вот так объяснил… сразу понятно стало…

— А мы вам дорогу почистим. Мортанов отгоним. Вы ведь уже почти выбрались из Сопределья-то. И голодать не придётся, как из лесу выйдем, матоду тебе найдём. Три-четыре дня — и будете у своих. Ты — крепкий, дойдёшь, а потом целое королевство получишь…

— Ты же сказала, что умру…

— Сказала, — удручённо подтверждает голос. — Сама не понимаю. Сначала умрёшь, а потом получишь королевство… подо льдом.

— Так не бывает, — я решил немного поупрямиться. — Ты уж выбери что-нибудь одно: или стану королём, или умру седьмого дня.

— Я не говорила, что станешь королём, я говорила "получишь королевство"!

— А какая разница?

— Не знаю…

Я тяну время. Не хочется расставаться со своим мягким, хрустящим от каждого движения лежбищем. Что бы там ни творилось за стенами, здесь, в сарае, стойкая иллюзия тепла и уюта. Жаль разрушать её.

Но она уже разрушена.

— Для всех будет лучше, — опять загнусавил голос. — И в первую очередь для неё самой…

— Так может, у неё самой спросим, чего она хочет?

Беседа потеряла смысл. Теперь сказанное и услышанное — всего лишь сотрясение воздуха, не более. Теперь все эти слова нужны только чтобы подготовиться, оценить обстановку и действовать решительно, без оглядки. Как всегда.

— Не получится, — вздыхает голос. — Человек никогда не знает, чего он по-настоящему хочет. Не понимает, что для него хорошо.

— Ты-то сама это понимаешь?

Я задуваю лучины, проверяю на месте ли зажигалка Василия, — в полной сохранности, заметьте! Армия! Руками сделана, на века! — и в темноте сматываю свою марлевую накидку в двухметровый жгут. Резиновый чехол — спальный мешок — придётся бросить. Жаль.

— Ты зачем огонь загасил? — беспокоится голос. — Ничего не видно!

— Так ведь уходим… ты не ответила…

— А-а, — в голосе чувствуется облегчение. — Действительно. Конечно, знаю. Я хочу мира и спокойствия.