Десант в Крым

Только корреспондент со своим неистощимым профессиональным любопытством, любознательностью, с привычкой записывать может рассказать о том, какую самоотверженность проявляют люди в бою.

Бойцы это понимают и любят видеть корреспондента рядом с собой. Сами о себе люди не пишут. В письмах они говорят о домашних делах.

Я разговаривал с Галиной Петровой. Она сама из Николаева. Я рассказал ей о том, как мы, группа армейских корреспондентов, последними оставляли ее родной город.

— Отсюда совсем недалеко до Николаева и Одессы, — сказала девушка.

Вскоре появились немецкие самолеты и начали кружить над нами. Семь раз они пробомбили наши боевые порядки. Но вреда сделали мало.

Несколько часов в чистом, безоблачном небе длились воздушные бои, за которыми с увлечением наблюдали десантники. Два «мессершмитта» и один «юнкерс» комками дымного огня упали на советский берег Крыма.

Как и в первый день, в десять часов утра пехота и танки врага пошли в атаку.

За полчаса до этого бойцам принесли сброшенные самолетом листовки с воззванием Военного совета армии. На полях листовок политработники приписывали победные сводки Информбюро. Воззвание подымало дух бойцов, вдохновляло на подвиг.

Двенадцати немецким танкам удалось прорваться сквозь наши боевые порядки. Осыпая землю, они с грохотом прошли через окопы.

Я видел, как впереди громыхал «фердинанд». Раненый советский боец, пропустив орудие, приподнялся на локте, швырнул гранату, силясь попасть в отверстие для выбрасывания стреляных гильз, находящееся сзади.

Первая граната разорвалась на броне, не причинив вреда. Вторая попала в дыру, и самоходная пушка взорвалась.

Немецкую пехоту наши бойцы отсекли и заставили залечь.

Первая стремительная атака немцев сорвалась. Мы их принудили все начинать сначала.

Как и в первый день, нам крепко помогали авиация и артиллерия Таманского полуострова. Тяжелые снаряды рвались среди танков, самолеты «Ильюшин-2» буквально косили атакующих немцев.

После того как первая попытка отжать нас от моря ударами с флангов провалилась, немцы сделали отчаянное усилие прорваться встык, чтобы расколоть нашу оборону надвое. Этого мы ждали. Бойцы встретили немцев убийственным огнем и к концу дня, сами неоднократно переходя в наступление, отбили четырнадцать вражеских атак.

День этот славен многими подвигами.

Красноармеец Цховребов, человек с прекрасной и сильной душой, ворвался в немецкий окоп, застрелил четырех немцев и, раненный, продолжал бороться. Пятого немца он зарубил лопатой.

Узнав об этом подвиге, я отправился разыскивать Цховребова. Нашел его на операционном столе в санбате, помещавшемся в разбитой школе. Операция была закончена, но разорвавшийся вблизи снаряд снова ранил героя. Хирург, даже не удивившись, вновь принялся штопать живое тело человека, стиснувшего зубы от боли.

Врач рассказал мне о смерти одного моряка-грузина.

— Понимаете, умирает при полном сознании и говорит: «Я умираю счастливой смертью: вижу перед глазами свою родную Кахетию…». Сказал еще несколько слов, которых я не разобрал, и умер.

К вечеру перед нашими боевыми порядками залег немецкий полк с оружием в руках, но этот полк был уже основательно потрепан.

Настала ночь. К берегу стали подходить вражеские катеры, рассчитывавшие, что у нас их примут за свои.

Два катера успели причалить. Высадившиеся немцы, попав под наш огонь, сбились в кучу, стали кричать, чтобы их взяли обратно, и были немедленно расстреляны нашим пулеметным огнем. Остальные суда, обозленно обстреляв поселок из крупнокалиберных пулеметов, ушли в море и там до рассвета вели бой с советскими катерами, не пуская их к нам на помощь.

Всю ночь при свете коптилки писал я корреспонденцию о дне втором.

На полу в сене спал разведчик Виктор Котельников. Он храпел на весь подвал, и дыхание было таким сильным, что пришлось подальше убрать коптилку, чтобы она не погасла.

Эту корреспонденцию, посланную мной, нашли среди документов на груди погибшего майора Кушнира. Волны принесли его тело на Таманский берег. Корреспонденция, доставленная трупом, была во-время напечатана в газете.

Танки приближаются.

6

На третий день я узнал, что в поселке есть жители — мать и дочь Мирошник; они одни только и остались в живых из большой рыбачьей семьи. Пошел разыскивать их, но нашел не сразу.

В домах, в которые заходил, царил беспорядок: на столах валялась битая посуда, постели были разбросаны и на полах валялся пух. Видно, гитлеровцы подняли жителей внезапна, выгнали их, не дав собраться, и потом уже грабили дома, вспарывали перины и подушки, отыскивая в них золото.

В одном доме, переступив порог, увидел убитую женщину. Хотел было выйти, да глаза задержались на длинном полотняном рушнике, валявшемся на полу. Цветным шелком на рушнике был вышит неоконченный портрет товарища Сталина. Тут же валялись мотки ниток.

В черные ночи немецкого рабства женщина вышивала портрет дорогого каждому русскому сердцу человека. В опасном труде находила она забвение и покой.