Дерзость

Машина прошла мимо ангаров и остановилась возле какого-то барака. Рядом штабелями сложены полутонные бомбы. Зашли в помещение. Инструкторы надели на нас парашюты, подогнали и застегнули лямки. Вещевой мешок непривычно лег на грудь. Автомат пришлось повесить на плечо и привязать к лямкам вещмешка. На брезентовом поясе — запасной диск к автомату, фляга, маузер, финка. В карманах куртки — "лимонки". Табак и спички в самом укромном месте — во внутреннем кармане пиджака, там же капсюли-детонаторы для мин и запалы для гранат.

Отяжелевшие от непомерного груза, с трудом переводя дыхание от туго стягивающих лямок, в ожидании посадки на самолет устраиваемся полулежа на штабелях авиабомб.

Поблескивая голубоватым пламенем выхлопных труб, подруливает бомбардировщик ТБ-3. Приказывают погружаться. Вслед за командиром один за другим по шаткому трапу поднимаемся в самолет. Размещаемся кто рядом с кабиной штурмана, кто в проходе. Нас на этом самолете десять человек — остальные десять летят на другой машине.

Большая пробежка, еле уловимый последний толчок — и самолет, оторвавшись от земли, медленно набирает высоту, делает круг над аэродромом и берет курс на запад, на Смоленщину, где над Духовщинским районом нам предстоит выбрасываться с парашютом.

Смотрю в иллюминатор. Картина завораживает. Далеко-далеко внизу то блеснет серебром извилистая речушка, то пронесется случайный костер, то — и не успеешь разглядеть — промелькнет освещенная лунным светом темная деревушка.

На линии фронта вражеские прожекторы нащупывают самолет, трассирующие пули прошивают алюминиевую обшивку. Мы все сосредоточенно молчим. Тяжелая машина, взревев моторами, карабкается вверх, оставляя под собой пышные клубы облаков.

Наконец трассы пуль и разрывы зенитных снарядов остаются позади. Мы за линией фронта. Вскоре подается команда: "Приготовиться!" С трудом разгибая затекшие ноги, стуча зубами от холода, я вслед за Гришей Квасовым протискиваюсь к левому бомболюку. Створки его открыты. Через этот люк нам прыгать. Разговаривать не хочется. Проходит еще несколько минут ожидания. Каждый в это время, наверное, как и я, с тревогой думает о том, что же его ждет впереди. А позади — позади только начало жизни.

Уходя в армию, я знал, на что иду: придется летать, прыгать с парашютом, переходить линию фронта пешком, выполнять опасные и сложные задания в тылу противника. Но одно дело — знать, на что идешь, и совсем другое — когда эта служба становится реальностью, твоей судьбой, начиная с того момента, как ты надел парашют и поднялся в самолет.

"Сумею ли вынести все, что ляжет на мои плечи, оправдаю ли звание комсомольца?" — вот о чем думал я в последнюю минуту перед прыжком. Думал и о том, раскроется ли парашют, как произойдет приземление? Ведь это не учебный прыжок над своим аэродромом — там, внизу, враг.

В районе выброски облака рассеялись. Самолет сбавил скорость и начал снижаться. Звучит команда:

— Пошел!

Вслед за Квасовым бросаюсь вниз. Рывок — и наступила необычная тишина, стало почему-то теплее. В правой руке с силой зажатое вытяжное кольцо. Не успел еще разглядеть ни одного парашюта своих товарищей, как меня вместе с подвесной системой начало крутить то в одну, то в другую сторону. Едва успел остановить вращение, свести ноги и согнуть их в коленях, как оказался на земле.

Пытаюсь отстегнуть лямки парашюта, ничего не получается: кисти рук окоченели. С лихорадочной поспешностью, с помощью финки, отрезал лямки, вырыл ямку, спрятал парашют, замаскировал его травой, опавшими листьями. Закинув вещевой мешок за спину, беру на изготовку автомат и подаю условный сигнал три удара по ложе автомата, через короткий интервал еще три, и так несколько раз. Прислушиваюсь — никто не отвечает. Снова и снова подаю сигнал, но ответа все нет и нет. "Где же ребята? — с тревогой думаю я. — Прыгнули недружно или сильно разбросало?" В душу начала закрадываться тревога. Всю ночь я искал своих товарищей, изредка подавал условные сигналы, но так никого и не встретил.

Стало светать. Двигаться полем в это время опасно, да и надежда, что встречусь с товарищами, удерживает на месте. Решил притаиться в кустарнике. Теперь все мои мысли об одном: заметили фашисты десант или нет? Если заметили, будут искать.

То с одной, то с другой стороны доносятся глухие звуки автоматных очередей или одиночных выстрелов. Возможно, немцы прочесывают местность. Вдруг впереди, справа от меня, отчетливо послышалось позвякивание металла. Неужели фашисты?.. Гитлеровцы, одетые в серо-зеленые мундиры, с ранцами за спиной и со "шмайссерами" на изготовку проходят гуськом совсем рядом. Я, затаив дыхание, крепко сжимаю в руках автомат. К счастью, никто из немцев не взглянул в мою сторону. Хорошо, что не стал взводить автомат — щелчок они бы, наверное, услышали.

Вытер рукавом со лба холодный пот, задумался — неприятное начало. Что же дальше-то будет, ведь впереди еще целый день.