Дерзость

Токарев ушел, а Стенин не трогается с места. Знает, на что я решился, не хочет оставлять одного. "Уйди, Сашка, мало ли что бывает!" — говорю ему. Стенин неохотно спускается с насыпи, проходит метров десять вдоль полотна и останавливается. Я карабкаюсь на насыпь, нахожу присыпанную сверху песком мину, ударяю пальцем по ее корпусу. Наклоняюсь и слышу, как тикает часовой механизм — десять, двадцать, тридцать секунд. Все, теперь можно уходить, теперь мина станет на боевой взвод. Начал осторожно спускаться с насыпи, и в этот момент горячая упругая волна подхватила меня и бросила в болото. Я с трудом встал на ноги и первым делом почему-то ощупал голову — вроде цела. Подбежал Саша Стенин, вижу его испуганные глаза — ему повезло, он оказался в мертвой зоне. Вместе с ним нашли мой автомат, который сорвало с плеча взрывной волной, и пошли к подводе. Тело стало тяжелым, ноги словно ватными. Остановились, оглянулись назад — огромная воронка, искореженные рельсы, вывернутые шпалы. Навстречу бегут Семен Миронович и Токарев.

— Живы! Как вы нас напугали! — кричит Петя.

А я, признаться, и испугаться не успел — так все неожиданно и быстро произошло.

Усаживаемся в телегу. Нестерпимо болит голова, по правой щеке текут струйки крови: видно, задело балластными камешками. Телегу трясет, и каждый толчок отдается резкой болью в голове. Терплю, помалкиваю.

Вот и деревня, где брали подводу. Там тихо. Даже собаки не лают. Семен Миронович помогает хозяину распрячь лошадь, а Петро уже раздувает огонь в печке.

— Саша, дай воды, — говорю ему, — надо помыть голову, она вся в песке.

Стенин выносит во двор чугунок теплой воды, ковш, полотенце.

— А мыло взял? — спрашиваю.

— Да разве можно с мылом свежие раны?

— А чем же их еще обработать? Неси, Саша, неси.

Степан выносит кусок черного, скорее всего самодельного мыла. Я намыливаю голову. Саша стоит рядом, поливает и морщится, он-то знает, как саднят свежие раны даже от простой воды, а тут еще и с мылом.

Становится немного легче, но боль не утихает. Идем в хату. Саша откуда-то достает чистую косынку, повязывает мне голову, а сверху надевает шапку-ушанку.

— А это зачем? — недоуменно спрашиваю я.

— Помогает при контузии, — авторитетно заявляет бывалый солдат.

Садимся за стол. Токарев приносит сковородку с яичницей, поджаренной на свином сале, нарезает большие ломти хлеба. В другое время я бы, конечно же, не отказался от такого угощения, но сейчас не до него. До тошноты болит голова...

— Ну рассказывай, что ты там схимичил? — просит меня Семен Миронович. Он тоже взволнован случившимся, но виду не подает.

— Я сделал так, чтобы часовой механизм отработал положенное время.

— Чего же она тогда шарахнула?

— Мина, видимо, была неисправна.

В лагере я появился повязанный косынкой и в шапке. Ребятам сказал, что заболели уши. Они у меня и в самом деле долго болели. О случившемся знали толь ко я да еще четверо: Саша Стенин, Петя Токарев, Семен Миронович и Шарый.

Впоследствии, прежде чем самому отправиться на боевое задание или послать на дело бойцов, мины с часовым механизмом я лично проверял самым тщательным образом, и такого случая больше не повторилось.

Через день в обед мы услышали взрыв именно в том направлении, где был установлен фугас с пехотной миной. Местные жители вскоре подтвердили наши догадки: средь бела дня возле станции Деревцы произошло крупное крушение.

Хотя еще болели уши и чувствовал я себя не совсем здоровым, однако без дела сидеть не мог. Попросил Шарого отправить меня на задание. Тот согласился, приказав взять с собой Ольховца-Семен Миронович хорошо знал местность.

— Кто идет с нами? — обращаюсь к ребятам.

На диверсии ходили только добровольцы. На этот раз ими оказались все. Большая группа на подрыве не нужна, поэтому отобрали четырех человек: Сашу Чеклуева, Петра Токарева, Семена Самуйлика, опытного подрывника, участника войны в Испании, и Геннадия Зелента — бесстрашного, рослого парня из группы Морозова.

Итак, нас шесть человек. Вполне достаточно для осуществления операции.

На подводе проехали значительную часть пути. Дальше начиналось заболоченное редколесье: до железной дороги Осиповичи — Бобруйск километра два надо добираться пешком. Что делать? Продвигаться по болоту в светлое время суток можно без особого шума, зато видно тебя как на ладони. Решили дожидаться вечера. Когда окончательно стемнело, двинулись в путь. Первым пошел Ольховец, мы, пятеро, след в след за ним. Идем медленно, стараясь не производить шума. Вот из тумана, словно висящая в воздухе, всплывает темная полоса насыпи, и вскоре наша группа выходит на более-менее сухое место. Садимся на землю, выливаем из сапог воду, отжимаем портянки.

Недалеко отсюда, по словам Семена Мироновича, есть довольно крутой поворот — железнодорожное полотно огибает излучину реки Синей, — стало быть, поезд при подходе к нам обязательно замедлит ход. На этот раз мы взяли фугас и электродетонатор с батарейкой от карманного фонаря. Заряд решили ставить в самую последнюю минуту. Это, конечно, довольно опасно, однако мы не могли рисковать драгоценным зарядом.