Дверь снова распахнулась, и появилась она, пленительно выглядящая в своем прогулочном платье, которое было на ней и во время поездки в Музей Баллока, — розовое с белой пышной окантовкой спереди и по краям свободных рукавов.
Он машинально поднялся с места, что не могло не радовать. Мозг его, похоже, решил устроить себе выходной.
— Ты ведь не забыла взять с собой зонтик, не правда ли, Джорджи? — суетилась вокруг миссис Уикфорд. — Ты должна заботиться о цвете лица, ведь у тебя скоро свадьба, а сегодня такой солнечный день. Не забывай, что вы поедете в открытом экипаже!
При упоминании о ландо миссис Уикфорд поджала губы, и Эдмунд задумался, не следовало ли ему купить фаэтон, чтобы самому катать Джорджи?
Его сердце бешено колотилось, пока он вел ее вниз по лестнице. Когда они оказались на улице, в его голове разом пропали все мысли. В конце концов он решил, что лучше всего говорить с ней честно.
— Я понимаю, — сказал он и покраснел, помогая ей сесть в низкое ландо, — что поездка в подобном экипаже не произведет фурора, но признай, в нем удобно разговаривать. Что и было моим намерением.
Усаживаясь и распрямляя юбки, Джорджи нахмурилась.
— Незачем извиняться за то, кто ты есть. Мне известно, что ты никогда и не стремился произвести фурор, как ты выразился. Наоборот, я склонна думать, что ты презираешь молодых людей, у которых на уме одно бахвальство.
Эдмунд пал духом.
— Короче говоря, ты считаешь, что угодила в лапы очень скучному человеку.
Она округлила глаза от удивления.
— Ты вовсе не скучный. По крайней мере, — поправилась она, — я тебя таковым никогда не считала.
— Благодарю, — сухо ответил он, не поверив ей. Разве не из-за его тусклости она сделала ему предложение? Считая, что в его жилах текут чернила, а не кровь, и потому ей не стоит опасаться, что он надругается над ней?
— Прежде меня никогда не беспокоило, — признался он, когда они тронулись, — какого мнения обо мне другие люди. Но я не хочу, чтобы ты считала, будто я… хоть в чем-то неполноценен. — У него над верхней губой выступили капельки пота от осознания, что он только что почти признал, сколь не по душе ему то, каким он предстает в глазах Джорджи. Как и ее надежды на бесстрастный союз, в котором ему, вероятно, отводится роль брата. К счастью, он вовремя спохватился. Нельзя напугать Джорджи рассказами о том, как временами вскипает его кровь, особенно когда он думает о ней. Или смотрит на нее.
— Эдмунд? — Во взгляде Джорджи читалось беспокойство. — Ты ведь понимаешь, я бы предпочла, чтобы ты оставался самим собой, а не пытался подражать кривляньям глупцов, считающих себя щеголями. Хотя на самом деле, — добавила она, презрительно скривив губы, отчего Эдмунду сильнее обычного захотелось их поцеловать, — «щеголи» — хорошее слово для описания подобных людей, любящих красоваться и кататься с ветерком в своих высоких фаэтонах, распугивая ничего не подозревающих прохожих. Они же участвуют в скачках в Брайтоне, чтобы выиграть какой-нибудь дурацкий спор. Или наряжаются, точно павлины, и прогуливаются с самодовольным видом, ожидая, что все встречные дамы от восхищения попадают в обморок. — Дыхание ее участилось от перечисления собственных взглядов на мужчин подобного рода.
Эдмунд же почувствовал себя еще более приниженным, чем когда сажал Джорджи в ландо своей матери.
— Да, — ответил он ничего не выражающим голосом, — я счел бы подобное поведение несерьезным.
— Вот именно, — с одобряющей улыбкой подтвердила Джорджиана. — Ты не пересыпаешь речь дурацкими неискренними комплиментами о том, какие красивые у меня волосы или как ярко блестят глаза, при этом ни разу не оторвав взгляда от моей… — Она указала себе на грудь.
Как же в таком случае она восприняла сделанные им самим комплименты? Что почувствовала, когда он сказал, что она выглядит превосходно в том платье, что едва не спадало с ее плеч?
— Так ты бы предпочла, чтобы я не делал тебе комплиментов? Не хотелось бы говорить то, что тебе… неприятно.
Она бросила на него странный взгляд и отвернулась, чтобы посмотреть на витрины магазинов, выстроившихся вдоль улицы, по которой они ехали.
После короткой паузы, во время которой Эдмунд сидел затаив дыхание, Джорджиана снова повернулась к нему.
— Ты не сделаешь мне неприятно, Эдмунд. Потому что я знаю, что ты всегда говоришь только то, что имеешь в виду.
— Верно, — выдохнул он.
Она улыбнулась, и от этой улыбки у него внутри все перевернулось, отчаянно захотелось прижать ее к груди и целовать, целовать до тех пор, пока она не уверится, что и он может быть весьма энергичным.
— Потому что, — продолжила она, — мы ведь… снова друзья, не правда ли?
— Друзья, — эхом отозвался он.
— Да. Я… мне недоставало нашей дружбы. Очень. Когда мы были… в разлуке, мне не с кем было поговорить.
— Поговорить… — Что ж, это слово как нельзя более точно отражает их проблему. Она воспринимает брак как возможность обзавестись человеком, с которым можно поговорить, а он только и мечтает ласкать ее обнаженную кожу. Погрузиться в ее лоно. Снова и снова.