Дерзкое предложение дебютантки

— Доброе утро, матушка, — проговорил он с иронией. — Как я полагаю, вопрос ваш носит риторический характер, поскольку не вызывает сомнений, что я все еще пребываю в здравом уме.

— А вот я в этом сильно сомневаюсь! — воскликнула пожилая дама.

За ее спиной Эдмунд увидел своего секретаря Попплтона, заламывающего руки и переминающегося с ноги на ногу. Он получил четкие указания не допускать в кабинет никого, и леди Эшенден в особенности, пока Эдмунд занят работой. Однако, если матушка закусит удила, остановить ее никому не будет по силам.

— Мне нужно обсудить с леди Эшенден одно дело, — обратился Эдмунд к Попплтону. — Оставьте нас.

Еще во время последнего посещения Фонтеней-Корт он понял, что конфронтация неизбежна. Маловероятно, чтобы мать явилась обсуждать то, что занимает сейчас его разум, но, раз уж она здесь и явно жаждет сражения, можно говорить обо всем открыто.

С ослепительной улыбкой захлопнув дверь у Попплтона перед носом, графиня повернулась к сыну:

— Это правда? Что ты появился на дебютном балу мисс Твайнинг ради одной-единственной женщины? Эта сплетня теперь у всех на устах.

— А! — Об этом аспекте Эдмунд даже не задумывался.

— Так это правда! Какой же ты… глупец! Нельзя же станцевать лишь один танец, а потом утащить партнершу к буфету и, о чем-то оживленно переговорив с ней в укромном уголке, уйти, забыв выказать почтение девушке, в чью честь устроен бал. Это неизбежно породит волну слухов и домыслов!

— Вам по силам пресечь любые сплетни на корню, — резонно возразил Эдмунд. — Достаточно лишь напомнить людям о моей эксцентричности. Вы ведь сами постоянно на это жалуетесь. На отсутствие у меня… как вы выражаетесь? Умения вести себя в обществе. Отчего бы не заявить, что прошлой ночью я в очередной раз это продемонстрировал?

— Я так и поступила, — ответила его мать, нетерпеливым жестом отбрасывая полушлейф платья в сторону и усаживаясь в стоящее напротив стола кресло. — Однако прежде прискорбное отсутствие у тебя умения вести себя в обществе не давало мне повода для беспокойства. Неужели не понимаешь, какими неприятностями обернется выказывание столь явного предпочтения потаскухе-интриганке вроде этой девчонки Уикфорд?

— Потаскухе? — Эдмунд откинулся на спинку стула, глядя на мать холодно сверкающими глазами. — Выбирайте выражения, миледи.

Ее ответный взгляд не уступал ему по холодности. И решимости.

— Иначе что?

Вот, значит, как? Пришло время определить рамки дозволенного.

— Иначе вам придется убедиться, что я не так податлив, как мой покойный отец. Предупреждаю вас, — продолжил он, — что есть границы, переступать которые я вам не позволю.

Она выпрямила спину и сжала губы так плотно, что они побелели.

— Позволишь мне! Позволишь мне? — Запрокинув голову, она рассмеялась. — Ты не сможешь помешать мне поступать так, как сочту нужным.

— Вы, похоже, запамятовали, кто оплачивает ваши счета, мадам. Кто разрешает вам управлять всей собственностью, что доставляет вам немалое удовольствие, хотя, если разобраться, вам бы следовало жить во вдовьем доме на очень скромную сумму.

— Я всегда пеклась о твоих интересах, — задохнулась она, будто от удара. — Кто-то же должен следить за твоими арендаторами, пока ты попусту тратишь время на глупые книги и эксперименты. Что же до прошлой ночи… — Она покачала головой, окинув его взглядом с головы до ног, как слугу, пойманного с полными карманами украденных серебряных ложек. — Неужели тебе дела нет до собственной репутации? И до имени семьи?

— Сильно сомневаюсь, что погубил свою репутацию танцем со своей бывшей соседкой. Девушкой, которую я знаю с колыбели.

— Что доказывает, как ты глуп, когда дело касается женщин! Вращался бы побольше в обществе, поднабрался бы опыта. Ради всего святого, Эдмунд, я не для того старалась, чтобы теперь наблюдать, как ты становишься жертвой чьих-то коварных уловок.

Старалась? Что она имеет в виду? Хотя замечание и возбудило любопытство Эдмунда, он изо всех сил попытался это скрыть. Полуприкрыв веки, он не сводил с матери взгляда, а мысли его тем временем неслись вскачь. Он уже обнаружил некую загадку касательно своей прошлой дружбы с Джорджи. Не выяснится ли теперь, что его мать сыграла некую роль в той истории? В гневе она забывала о сдержанности. Если повезет, ему удастся заставить ее выйти из себя. Судя по ее виду, особо даже стараться не придется.

Но Эдмунд давно вырос и перестал бояться ее эмоциональных вспышек. И почти с наслаждением сказал то, что точно выведет мать из себя:

— Джорджиане нет нужды прибегать к уловкам. — При этом он слегка улыбнулся, как поступил бы очарованный поклонник. — Она слишком красива, чтобы о чем-то беспокоиться. Кроме того, она невероятно интересная собеседница…

— Интересная? Интересная! У этой девчонки в голове одни кони да гончие! Как ты можешь… опуститься до ее уровня? Всегда-то одна и та же история… у вас, у мужчин, — презрительно добавила она. — Можете сколько угодно кичиться своим умом и научными изысканиями, а в глубине души только о постели и думаете.

Эдмунд улыбнулся матери притворно-невинной улыбкой: