Дерзкий рейд

Павел хорошо помнил и другой, первый, деревянный мост. В детстве он не раз слышал воспоминания старых железнодорожников и седых, опаленных солнцем рабочих, принимавших участие в строительстве Среднеазиатской железной дороги. На всю жизнь запомнил Павлуша их спокойные, чуть хрипловатые голоса и длинные повести о трудовых победах русского ума и рабочих рук над бесконечной пустыней и над этой своенравной и капризной Амударьей, которую арабы в древности называли Джейхун — Бешеная. Река не имеет постоянного русла и несет свои мутные, похожие на окружающие пески волны на север, к Аралу, бросаясь из стороны в сторону размывая и подтачивая берега, разбиваясь на протоки, намывая мели и островки. Конечно, о том, чтобы строить мост только через реку, как это делалось обычно, здесь нечего было и думать. Хочешь не хочешь, а надо перекрывать всю речную пойму, строить такой мост, чтобы в будущем капризная река не угрожала движению поездов. Строили быстро. В первых числах сентября 1887 года торжественно забили первую сваю в илистое дно реки, а через четыре месяца по новому мосту уже двинулся первый поезд. То был уникальный мост — длиною больше чем две версты и сооруженный сплошь из дерева.

Павел смотрел в раскрытое окно, подставив лицо встречному ветру, и открыто улыбался. Вставало солнце, и его лучи как бы мощными прожекторами высветили ажурную громадину, повисшую над рекой. Машинист чуть сбавил скорость и, дав традиционный гудок, ввел паровоз на первый пролет. Мимо окна замелькали потемневшие и прокопченные паровозным дымом перекрестия массивной арки, которая издали казалась такой нежной и тонкой. Глухо застучали колеса на стыках. А вот и сама беспокойная красавица Востока капризная Аму. Мутно-бурая, глинисто-серая, завиваясь в воронки и переплетая сильные струи, спешила и неслась на север, словно она уходила от погони. Только вдали, у горизонта, Аму меняла окраску и постепенно приобретала светло-серый, стальной оттенок, который переходил в нежно-голубой, как бездонное небо, ласковый цвет. По реке медленно плыли две лодки-каюки, подняв вверх высокие мачты с надутыми парусами.

А колеса все стучали и стучали на стыках, перед окном проплывали одна арка за другой. Полторацкий ощущал радостное волнение русского человека, гордого за своих братьев, сумевших создать такое чудо из стали. Шестнадцать лет назад, в 1902 году, когда заменили деревянный мост нынешним, стальным, он упросил отца взять его в первый рейс, восторженными глазами подростка смотрел на эти каменные опоры-ноги, вокруг которых, так же как и сейчас, пенились волны реки, на ажурное переплетение металла и величавые дуги арок, и с тех пор каждый раз, когда переезжал красавец-мост, в его груди снова, хотя, может, и чуть приглушенней, но все же сильно и явственно вспыхивало неповторимое чувство гордости и восхищения.

Полторацкий видел и другие мосты: через Сырдарью, через притихший Урал возле Оренбурга, грандиозный мост через широкую и степенную красавицу-Волгу у Сызрани, знаменитые разводные мосты через державно-спокойную, величественную Неву. Однако сердце его было привязано именно к этому суровому и строгому в своих ажурных переплетениях мосту через Амударью. Может быть, потому, что жизнь станции и железнодорожных мастерских была близка и понятна ему, он навсегда сроднился с этим знойным и суровым, щедрым и неповторимым краем. Может быть, потому, что именно здесь с детских лет полюбил труд человека как самое главное занятие на земле, научился радоваться труду и за обыденностью его видеть торжество разума и понимать скрытую красоту.

Солнце вставало за спиной и освещало город Новый Чарджуй, зелень садов, глинобитные дувалы, плоскокрышие дома, высокую башню водокачки. Город бежал навстречу. Веером расстелились стальные нити подъездных путей. На путях стояли товарные вагоны. Потянулись длинные пакгаузы. Площадки, навесы со штабелями тюков прессованного хлопка. Постепенно сбавив ход, машинист подвел короткий состав к красно-бурому кирпичному одноэтажному зданию вокзала.

Павел поправил ворот рубахи, туже затянул галстук и, вынув расческу, причесал растрепавшиеся волосы. Нарком должен выглядеть солидно. Иногда это крайне необходимо. Но с солидностью не больно-то получалось при его не очень-то высоком росте и тридцати годах, а в таком возрасте мужчины больше выглядят лихими молодыми кавалерами, нежели степенными государственными мужами.

Павел надел пиджак, вышел на платформу. «Отсюда прямая связь с Ашхабадом. — Полторацкий решил использовать остановку, пока паровоз наберет воды. — Затребую ревком».