Дерзкий рейд

Джэксон полз беззвучно, как ящерица, вытирая животом землю. Малыхина он знал. Начальник особого отдела отряда. Хмурый и неприветливый моряк. Малыхин в первые дни тоже дотошно выспрашивал Джэксона и Мурада: что, и как, и почему… Тошнило от его назойливых вопросов! И в то же время его можно было понять: служба у него такая.

— А если Малыхин станет допрашивать и тех солдат, что находились возле радиостанции?

— Они ни черта не знают, барон, — ответил человек в кожанке.

Джэксон удивленно насторожился: барон! Еще одна новость! Неужели высокий в гимнастерке настоящий барон? Или, может быть, это его прозвище?

— Но они видели, как туда первыми вошли мы с тобой.

— Ты прав, вполне может быть. — Человек в кожанке немного помолчал, потом тихо сказал, словно приказывал: — Малыхина придется послать в гости к предкам.

— Шуму много будет.

— Можно и без шума. У нас же есть порошок, действует мгновенно.

— И ты думаешь, он станет пить из наших рук? — В голосе высокого сквозило недоверие. — Он хитрее нас с тобой.

— Пить, конечно, эта скотина красная не будет. Но есть другой способ, о нем хорошо написал великий Шекспир в «Гамлете».

— Отравленные шпаги? — неуверенно спросил высокий боец.

— В следующий раз, если нам представится возможность, дорогой барон, я с удовольствием прочту вам лекцию, мы более подробно поговорим о великих английских писателях, и в частности о Шекспире. — В голосе человека в кожанке звучала плохо скрытая насмешка. — Сейчас просто некогда. Лишь напомню высокообразованному барону, что датского короля, отца принца Гамлета, отправили к праотцам элементарно примитивным способом. Ему влили в ухо некий настой, вроде разведенного нашего порошка, когда тот изволил почивать. Малыхин не царственная особа и поэтому должен даже гордиться, что мы его убираем таким способом, не так ли?

У Джэксона сердце застучало тревожными толчками. Убрать Малыхина! Чего захотели! Пусть этот хмурый квадратный моряк был Сиднею не по душе, но он помешает убийству. Кулаки сжались сами собой. Джэксон пожалел, что при нем нет никакого оружия. Он смерил боксерским оценивающим взглядом обоих. Придется начинать с того, что в кожанке, с главного.

— Поручаю вам, барон…

— А если я не желаю лезть головой в петлю?

— Я приказываю!

— Поменьше надменности и побольше разума, сэр! Обстоятельства сложились так, что мы в этой дикой пустыне равноправные партнеры.

— Заткни глотку. Ты служишь нам! — грубо оборвал человек в кожанке.

— Вы забываетесь, господин англичанин! Я дворянин, мои предки…

— Дерьмо ты и твои предки…

— Что вы сказали?! Повторите!

Джэксон в темноте увидел, как в правой руке барона, отведенной назад за спину, тускло блеснуло лезвие короткого кинжала. Это заметил и тот, в кожанке, он примирительно произнес:

— Ну что ж, если вы настаиваете, можно и как равные… Мы грыземся из-за каких-то пустяков. Право, Малыхин не стоит того, чтобы мы портили друг другу нервы. Сделайте шаг назад и спрячьте нож, барон, меня все равно им не запугаете.

— Сначала решим, кому убирать чекистскую гадину.

— Тогда по-джентльменски, бросим жребий.

— Согласен, только тут ни черта не видно. Не разберешь, где орел, где решка.

— У меня есть спички.

— Зажигать не стоит.

— Английские моряки решают спор просто. Ломают спичку. Кому достанется головка, тот и пойдет выполнять приказ.

Человек в кожанке сунул руку в карман и вдруг резко отскочил в сторону. В его руке вместо спичечной коробки оказался маленький браунинг. Щелкнул предохранитель.

— Один из нас уже почти разоблачен, значит, ему надо выходить из игры, — сухо и холодно произнес он по-английски и в следующую секунду закричал по-русски громко и отчаянно: — Стой, белая сволочь! Не уйдешь!

И один за другим тишину разорвали гулкие выстрелы. Джэксон, словно подброшенный пружиной, вскочил и большими скачками бросился к ним.

3

Последние дни Малыхин не спал ночами. Он устраивался неподалеку от колодца и до самого рассвета нес вахту, не смыкая глаз, следил за темной дырой в земле, из которой черпают воду. Он нутром чуял, что непойманная гнида будет пытаться забросить какой-нибудь яд. Ведь вода — самое уязвимое место в отряде. Ее не хватает и дают по строгой норме. А если лишить отряд на один, на два перехода этой самой влаги, то начнется тоскливая кутерьма. Верблюды еще, может, и будут шагать, но лошади груз не потянут. А самое главное — выйдут из строя люди.

Он пытался говорить об этом со Звонаревым. Но московский чекист только ухмылялся, словно видел перед собой человека, у которого не все благополучно в черепной машине.

— Ну и ну! — прикладывал Звонарев ко лбу Малыхина свою ладонь. — Поостынь, наконец. Грулю ведь давно кокнули.

— А бурдюк, может, покойничек вспорол?

— Случайность какая-то. Подумаешь, один бурдюк… Может, кто оплошал из бойцов или воды сверх нормы взять хотел, а ему помешали. Но если ты хочешь, Валентин, займусь этим делом. В Москве почище дела раскрывали…

— Валяй.

Однако Звонарев не успокоил его. Малыхину по-прежнему по ночам досаждали недобрые предчувствия. И он продолжал дежурить у колодцев.