— И не успел я получить отрицательные ответы, как Генри Клапп-младший прислал мне вдогонку второе письмо: мол, только он отослал мне первое письмо, как следующей почтой ему приносят весточку от Артемиуса Уорда, в котором он рекомендует к публикации рассказ своего друга, калифорнийского журналиста Марка Твена. Прекрасный рассказ, очень смешной. Клапп сразу отдал его в печать. Он мне даже этот номер
— Роберт Льюис Стивенсон, — буркнул я.
— Американец?
— Нет.
— Когда?
— Я не помню.
— Да, конечно, — посочувствовал Дуглас, — не можешь же ты помнить всех писателей, пишущих на английском языке…
— Я и про русских-то писателей не знаю, кто, когда и что написал за последние полтора века, — согласился я.
— Полтора века, значит? — тихо спросил Дуглас.
Я кивнул.
Дуглас прикрыл глаза.
— Это ужасно, — немного спустя проговорил он. — Я вот представил, как я вдруг очутился в совершенно чужой стране… во Франции, например… и на дворе начало семнадцатого века.
— Лучше представь, что на дворе сейчас начало седьмого века, — посоветовал я. — Потому что ты плохо представляешь, как рванет технический прогресс.
Дуглас открыл глаза.
— Седьмой век? — переспросил он. — Ну тогда это не так страшно. Я, пожалуй, попробую завоевать себе королевство.
— Вперед, — пригласил я.
6
Добившись от меня ответа, Дуглас притих, задумчиво глядя перед собой. Было похоже, что он так увлекся обоснованием своих выводов, что о логичном продолжении своих выводов так и не подумал. Ну вот, он доказал мне, что я пришелец из будущего, и я это признал. А дальше-то что?
— Но как? — наконец выдавил он из себя. — Я бы понял, если бы ты очутился в будущем. В конце концов, в истории Рип ван Викля ничего особо невероятного нет: человек впал в особо длинный сон и проснулся через сто лет. Вероятно, такого сна можно добиться с помощью каких-то медикаментов вроде морфия, хотя я не представляю, зачем этого добиваться. Но как попасть в прошлое? Оно уже прошло, его нет… Или есть?
— Я не знаю, — выговорил я.
— Но как-то ты объясняешь себе, как оказался в прошлом?
— Нет.
— Совсем никак?
— Совсем, — ответил я. — Мне достаточно того факта, что я здесь. Пытаться его как-то объяснить – это прямая дорога в психушку.
— То есть, в ваше время возможности путешествовать во времени нет?
— Насколько я знаю – нет, — ответил я. — Возможно, физики-теоретики думают иначе, но технически и технологически – нет, это невозможно. Только в фантастических романах.
— А есть фантастические романы о путешествиях в прошлое?
— Навалом, на все вкусы.
— А объяснения на свой вкус ты не нашел?
— Разве что такое, какое прочитал когда-то давно, не помню у кого… Может быть, в ваше время этот рассказ уже написали, — проговорил я и рассказал историю о том, как какого-то человека приговорили к смертной казни, вывели на эшафот и уже голову на плаху положили. Палач замахнулся – но в это время прискакал гонец, привез помилование от короля. Узника освободили, он зажил счастливо, совершил несколько путешествий в другие страны, разбогател, женился, вырастил детей и внуков… а потом жизнь его прервал топор палача, потому что все, начиная с гонца с помилованием, пригрезилось ему, пока палач замахивался и опускал топор. — Вот и я склонен думать, что и «Султана», и Арканзас, и все-все-все мне только причудилось, пока грузовик с бизоном врезается к нам в бок.
— Что-что? — спросил Дуглас, и я рассказал ему, как я умер в Арканзасе двадцать первого века и очутился в Миссисипи века девятнадцатого.
Дуглас снова глубоко задумался, а потом сказал:
— Мне как-то не по себе, когда я ощущаю себя частью твоей предсмертной иллюзии.
— Не ощущай, — разрешил я. — Может быть, это я – твоя иллюзия, а ты умираешь где-то на Великих равнинах. В том-то и дело, что объяснений можно подобрать много, а проверить их никак нельзя. Ну так зачем голову ломать?
И я рассказал ему про бабочку, нечаянно растоптанную во время экскурсии к динозаврам – просто так, чтобы его отвлечь от размышлений, кто чья иллюзия.
— Если представлять время, как измерительную ленту рулетки, — проговорил Дуглас, — мысль о путешествии в пространстве воспринимается как-то легче.
Я пожал плечами. Примерно так я и воспринимал время – в виде шкалы, разбитой на века и тысячелетия. Ученые, возможно, воображают себе более сложные фигуры, какие-нибудь многомерные миры, но у меня довольно примитивное воображение, оно разве что тессеракт представить может. Хотя, наверное, как раз тессеракт никакого отношения к путешествиям по времени не имеет.
На лестнице послышались шорохи, и по нашему коридорчику прокатилась какая-то жестянка. Хитрый Дуглас поставил сторожок, чтобы никто нас не подслушал. Я подозреваю, что он и без банки бы эти шорохи услыхал, но мало ли: вдруг разговором увлечемся.
— Ой, — произнес голос невидимой мисс Мелори. — Я тут что-то уронила…
— Ничего страшного, — откликнулся Дуглас, вставая. — Это я виноват, забыл банку выкинуть. А что, обедать пора?