Держи на Запад!

— И вот ты тоже спотыкался, я заметил. Но не в тех местах, где спотыкался бы англичанин. То есть ты английский язык учил не в Америке и не в Англии, а где-то еще.

— Так в России же.

Дуглас покачал головой.

— Не-ет. Понимаешь, когда иностранцев учат какому-то языку по учебнику, там попадаются только определенные, стандартные фразы.

— Лондон из зэ кэпитал оф Грэйт Бритэн, — усмехнулся я. — Ай трэвелинг он зе рива!

— Вот-вот, — кивнул Дуглас. — У Джека зеленый мяч. Где Джек играет с зеленым мячом? Он играет с зеленым мячом в парке. С кем он играет зеленым мячом? Джек играет зеленым мячом с Бетти. Такие вот штампованные фразы, которыми в жизни никто обычно не говорит. А вот у тебя явно была разговорная практика, ты говоришь бегло, ты нахватался слов больше, чем может дать любой русский учебник… у кого-то, для кого английский язык родной, но весьма своеобразный. Какой-то диалект, который развился где-то вдали от Англии или Штатов. Я было подумал об Австралии, но у австралийцев, как говорят, акцент напоминает речь кокни, а ты вот говоришь совершенно не похоже на кокни.

— И о чем это говорит?

— Да пока ни о чем, — легко ответил Дуглас. — Это так, маленький камушек из той горы странностей, что я наблюдал.

— А второй камешек?

— Твоя прическа, — ответил Дуглас.

— А что не так с моей прической?

— Сейчас, пожалуй, все так, — усмехнулся Дуглас. — А вот в апреле… Судя по длине волос, ты был у парикмахера не более чем за месяц до того. И, опять же судя по длине волос, это была именно прическа, а не простое бритье головы: сзади совсем коротко, спереди длинно… В Америке так не носят.

Я кивнул. То, что в Штатах 1865 года называлось короткой стрижкой, на самом деле лучше описывалось фразой «укоротил лохмы».

— А это о чем говорит?

— Да тоже пока ни о чем. Я просто удивился, где ты в Штатах нашел парикмахера, который тебя так подстриг. Дальше – больше. Рассказываете вы с Джейком свою историю спасения, и показываете мне огниво.

— Огниво как огниво…

— Ну… — протянул Дуглас. — Пожалуй. Меня только удивило, почему там написано «Сделано в Китае». Странный какой-то Китай, где пишут по-английски. Возможно, где-нибудь в Коннектикуте или Массачусетсе есть городок с названием Китай, но все равно я не вижу смысла в такой надписи. Почему не название фирмы-изготовителя?

Меня самого заинтересовало, почему это на моем огниве не написан изготовитель, но я сдержался, не стал доставать огниво и исследовать его курам на смех. Мне никогда в голову не приходило разглядывать, что там написано. Я и надписи-то «Маде ин Чина» не помню.

— Ах-ха-ха, думаю, какой интересный иностранец! — продолжил Дуглас. — Как бы мне его поближе рассмотреть? А приглашу пожить у меня! И тут повалило…

— Что повалило?

— Странности, — улыбнулся Дуглас.

— Да какие странности?

— Тебя уложили спать, ты заснул. И я смог поближе рассмотреть твои штаны.

Я поежился. Там же и надпись Маде ин…», и сведения об изготовителе, и даже состав и режимы стирки, чистки и глажки. Вся та фигня, которую придумали писать на ярлычках одежды где-то в двадцатом веке.

— Застежка… — мечтательно произнес Дуглас.

И застежка-«молния», обреченно сообразил я. Которую еще нескоро изобретут.

— А твоя рубашка… — вспомнил Дуглас. — Из какой она ткани? Похоже на хлопок, но не хлопок. Я вытянул ниточку и поджег. Не горит так хлопок. И про пуговицы я ничего не понял: из чего они?

Я промолчал.

— И только до твоих подштанников мне не удавалось добраться, — ухмыльнулся Дуглас. — Ты же их практически из рук не выпускал, даже если и снимал иногда. Я, чтобы мерку снять, должен был подкрадываться к веревке, как индейский скаут, я уговорил нашу домохозяйку сшить тебе новое белье, я, наконец, подарил тебе обновки – и в моем распоряжении оказалась только ночь, чтобы изучить твои подштанники.

— Ну и что там в моих трусах обнаружил? — с усмешкой спросил я. — Линялую тряпку?

— Я украл у тебя дюйм резинки из трусов, — признался Дуглас.

Я чуть не подавился смехом, хотя, если честно, смешного тут было мало. Вот так прокалываются штирлицы. А Дуглас-то у нас – настоящий Шерлок Холмс. Контрразведчик самый натуральный.

— Слушай, — сказал я. — А ты кто такой? Эту фигню, что ты индейский агент, ты нашим дамам можешь рассказывать. Ты, конечно, в индейских делах хорошо разбираешься, но ты – не индейский агент. Я видел агентов, общался с ними. Не похож ты на агента.

— Я – специальный индейский агент, — с самой серьезной мордой объяснил мне Дуглас. — Если где в индейских делах какой-нибудь провал – туда посылают меня.

— Угу, — не поверил я.

— Я действительно числюсь в индейской комиссии департамента внутренних дел, — уверил меня Дуглас.

— Угу, — кивнул я. — Числишься. А фактически работаешь-то кем?

Дуглас хмыкнул.

— Я – специальный следователь комиссии по борьбе с коррупцией.

— С коррупцией? — удивился я. — А не со шпионажем?

— Во время войны было – и со шпионажем, потому что одно с другим очень часто связано, — сказал Дуглас.

— И ты, наверное, решил, что я шпион.

— Нет. Появилась было такая мысль, но я ее отмел почти сразу.

— Почему?