Лера почти не запомнила отпевание. Как во сне обнимала маму на кладбище. В полной отключке смотрела, как опускали в могилу гроб. Не проронив ни слезинки, она словно пропустила мимо себя все три беспокойных дня. Цвета, запахи, звуки, эмоции — всё словно скрылось за плотной туманной завесой от Лериного восприятия. Но на поминках Лера вдруг очнулась.
— А я думала, она померла давно, — вывел Леру из оцепенения голос маминой глуховатой тётки, которую на похороны из деревни привёз внук, симпатичный серьёзный и взрослый. Бабка обратилась к нему, повысив голос: — Тётя Лиза из Ленинграда, представляешь, Виталик, ещё жива!
Виталика слегка перекосило от того, как она заорала ему в ухо, а ещё потому, что звали его Виктор. Только бабка тридцать с лишним лет, с самого его рождения, считала, что это одно и то же.
— Санкт-Петербург, МарьМихална, — поправил он громко, намеренно назвав её по имени отчеству, и отвернулся к Дашке, которая всё же увязалась с ними до самых поминок и теперь сидела слева от него.
— Да какая разница, — махнула рукой женщина, теперь обращаясь к Лере. — Как она там живёт?
Лера вопросительно посмотрела на маму. Она же уже всё рассказала. И не раз, и даже не два. Каждому, буквально каждому родственнику, мама обязательно докладывала, что Лера ездила к тёте Лизе. Всех достижений которой, что она вышла замуж за грузина-краснодеревщика и уехала в Ленинград. Это произошло ещё до Лериного рождения и до переименования города обратно в Санкт-Петербург. Детей у них не было. Грузин её умер несколько лет назад. Вот и всё, что родственники знали о тёте Лизе, которую повезло навестить Лере.
— Она живёт в пригороде, — пояснила Лера в очередной раз. — Не в самом Санкт-Петербурге. В Колпино.
— Ой, да оно там езды-то! — с удовольствием возразила мама, настолько посвящённая в подробности Лериной поездки, что бралась спорить. — Для такого города, что этот час?
— Мам, Питер не Москва, — возразила Лера. — Там живёт всего пять миллионов человек против двенадцати в столице. И площадь города почти в два раза меньше. Полторы тысячи квадратных километров против московских двух с половиной. Так что час езды — это приличное расстояние для Питера.
— Откуда ты только всё это знаешь? — подозрительно хмыкнула Дашка.
Или Лере показалось, что подозрительно. Каждый раз, когда Лера снова и снова повторяла свой рассказ, каждый раз она мысленно облегчённо выдыхала, что на самом деле туда съездила. Пусть и пробыла там всего минут сорок. Но главное, что навестила она тётю Лизу и даже привезла в подарок деревянную шкатулку, сделанную в своё время тётиным мужем. Искусно украшенная орнаментом коробочка с крошечным синим камешком по центру угловатого цветка — единственное, что Лера достала из так и не разобранного до сих пор чемодана.
Что бы она врала, и сколько бы пришлось врать, не сподвигни её Кирилл на эту поездку, страшно было и думать. Энциклопедическими знаниями, которыми Лера сейчас легко сыпала, тоже поделился с ней он.
— Интернет тебе в помощь, — улыбнулась она любопытной подруге.
— Замуж она там заново не вышла? — хохотнула МарьМихална, имея в виду тётю Лизу, конечно.
И Лере стало даже обидно за эту интеллигентную скромную женщину, бережно хранящую память о своём муже. Даже за то недолгое время, что они общались, так и не притронувшись к принесённому Лерой торту, купленному по дороге, Лера почувствовала какую-то душевную близость с ней. Но сейчас она, конечно, не стала высказываться. Не время и не место. И родственников не выбирают. Зато прекрасно поняла, почему тётя Лиза уехала и ни с кем из них всю жизнь не общалась, избегая этих праздных вопросов и о своём замужестве, и о бездетности.
— Где она только этого грузина-то нашла? — высказалась МарьМихална снова, получив отрицательный ответ. — Мы ведь думали поматросит он Лизку и бросит: вернётся девка, утирая сопли. А она, гляди ж ты, сколько с ним прожила.
— Володька тоже Лерке говорил, чтобы не шла она за этого шайтан-батыра, — вдруг подал голос папин старый друг дядя Наиль, уже находящийся в изрядном подпитии. — А она вон вышла, и ведь сколько уже живут.
Артём засмеялся громче всех.
— Что, правда? — наклонился он к Лере, но она не успела ответить.
— Ну, давайте, за Володьку, — поднял дядя Наиль рюмку, пока Лера то ли бледнела, то ли краснела от неожиданно вылезших подробностей её разговоров с отцом. — Пусть земля ему будет пухом.
Он выпил совсем по-русски, занюхав водку хлебушком, хотя на вид был татарин-татарином. Артёму пришлось поддержать его тост.
— Так что там говорил на счёт меня твой отец? — вспомнил он, когда все волнения этого дня остались позади.
Он лежал в спальне навзничь, подложив руку под голову, и ждал, пока Лера выйдет из душа. Как она ни тянула, надеясь, что он уснёт, но алкоголь всегда вызывал в нём скорее повышенную активность, чем сонливость. А пил он на поминках много, поэтому её дождался.
— Ничего особенного не говорил, — нырнула Лера под одеяло. — Просил не торопиться, подумать.
— Так, я не понял, — потянул он на себя Лерину майку. — Это что? А это что?