Держи меня, Земля!

— Издеваешься? — хмыкнул он. — Нет, конечно. Захотела бы, пришла. Да и не в ней, скорее всего, дело. Просто она была последней. Лера, прости, — он посмотрел на неё виновато. — Я так и не смог тебе признаться. Но нет, она была не единственной.

— Даже так? — Лера не успела сдержать эмоции. Брови удивлённо поползли на лоб. Хотя чему? Чему она удивилась? Ведь чувствовала, подозревала, была почти уверена.

— Даже в этом ты оказалась честнее меня. А я струсил. Так тебе и не сказал правду.

— У тебя и не было такой возможности, Тём. И я не призналась. Я просто ушла.

— А я боялся уйти, чего уж там. Только изо дня в день взращивал в себе это недовольство тобой, в котором ты была не виновата. Носился с этими обидами, что на чужих случайных баб у меня встаёт и стоит хоть всю ночь. А с тобой я не могу, пока не доведу себя до крайней степени раздражения, такого, что уже не вижу берегов. Прости.

— Тогда я тебе тоже признаюсь. Я ведь догадывалась. Только опять же молчала, — усмехнулась Лера. — И мне не за что больше тебя прощать. Только себя.

И то, что она почувствовала, лучше всего передавало слово «отпустило». Словно большая вода схлынула и обнажила берег — блестящие камни её никчёмных претензий Кириллу, пустые раковины обид и влажный песок, ещё пропитанный её солёными слезами. Её отчаяние отступило, сезон дождей закончился, и солнце с верой в будущее медленно и верно вставало из-за горизонта.

Кажется, именно сейчас, благодаря признаниям Артёма, Лера наконец и приняла то, что с ней произошло. Приняла свой поступок, свою измену, свой развод. Приняла себя со всем своим несовершенством. И свою любовь к Кириллу уже почувствовала не кожей, которая горела от его прикосновений, не страстью, что сжигала её плоть, не безумием, что диагностировал её мозг, а полнокровностью, чистотой и глубиной настоящего чувства. Только сейчас поняла насколько действительно любит. И перешла, наконец, в эту стадию принятия, когда можно просто жить и больше ни за что себя не порицать. Не потому, что не за что, а потому, что всё это просто неважно.

— Я только сейчас, наверно, себя и простила, — улыбнулась она. — Хотя теперь мне будет ещё сложнее. Надо принимать решение. Надо что-то ответить ему. Я так боюсь опять ошибиться.

— Неужели ты ещё в чём-то сомневаешься? — Артём подхватил трость, стоявшую у подголовника, опёрся на пол и осторожно сел. Подвинулся, развернулся, откинулся на спинку дивана, как Лера, и протянул ей руку.

— Во всём, — аккуратно прислонилась она к его плечу, но он уверенно её обнял, прижал к себе.

— Даже я уже ни в чём не сомневаюсь. Смирился, что ты променяла такого красавчика, как я, на этого, — он улыбнулся, — прости господи, москвича.

Лера засмеялась.

— С этим прости господи так всё непросто, Артём. Если бы ты только знал.

— Так расскажи мне. Может, я на что ещё сгожусь.

— Разве что на совет, — Лера поправила сползший плед.

И, укрывшись с Артёмом на двоих одним пледом, рассказала ему и про жену Кирилла, и про её беременности, и про ту другую девушку, что так и не давала Лере покоя.

— Да, не ищешь ты лёгких путей, однозначно, — вздохнул Артём. — Только знаешь, я слышу каким тёплым становится твой голос, когда ты с ним говоришь, каким весёлым — смех. Вижу твои счастливые глаза, когда ты уходишь, прижимая к уху телефон. Если ты не любишь его, то никто не любит. И я скажу тебе как мужик. Даже когда у меня бывала телефонная связь, я тебе не всегда звонил. А он готов слушать тебя каждый день. По нескольку раз на дню. И неважно о чём вы говорите. Он любит тебя. Лера, очнись! Собирай свои вещи и лети к нему. Лети.

— Я боюсь.

— Чего? Быть обманутой? Поверь, это не так уж и страшно. Обмануть в сотни раз страшнее. А жизнь так коротка. Так непредсказуема. Так хрупка. Теперь я знаю это точно. Там, в тайге, когда лопнул этот карабин на страховочном тросе, со сломанным позвоночником я лежал на снегу и смотрел в небо. Как кто там? В школе проходили? — он повернулся к Лере. — Андрей Болконский на поле Аустерлица? Так вот именно тогда я и подумал, как глупо бояться. И что жизнь ценна, только если прожить её рядом с тем, кого любишь. И лучше ошибиться, споткнуться, упасть, расшибить лоб, набить шишек, чем упустить этот шанс.

Он крепко прижал её к себе, а потом отпустил. Снова потянулся за своей тростью.

— Если ты не решишься, я сам куплю тебе билет и лично провожу до аэропорта.

— Он прилетит на Новый год, — улыбнулась Лера.

— Надеюсь, догадался, что с тобой иначе нельзя? — усмехнулся Артём.

— Могу познакомить. Спросишь.

— О, нет! Вот это точно лишнее, — мотнул он головой, оперся на свою клюку и встал.

— Ты куда?

— Сделаю бутерброд. Что-то я с этими разговорами так жрать захотел.

— Давай я принесу, — подскочила Лера.

— Сидеть! — показал он тростью. Ну вылитый доктор Хаус. — Я сам могу о себе позаботиться. Не надо со мной нянчиться. Ты будешь?

Лера пожала плечами неопределённо.

— А если с горчичкой? — прищурился он хитренько.

— Ты меня искушаешь.

— Балда ты, Лерка. Там, кстати, твоя любимая программа сейчас начнётся.

— Кулинарная PRОпаганда? — оживилась она.