Они подошли к двери, за которой слышались приглушенные голоса и время от времени доносился звон стекла. Шум прекратился, как только профессор распахнул дверь, и было совершенно непонятно, откуда шел звук. Это был самый настоящий чулан, в котором не было людей. Только полки вдоль стен и баночки на них. В каждой баночке сидело по волшебнику.
– О, это не он, – весело сказал профессор, заметив выражение лица Мокрица. – Экономка разложила по банкам вязаные куколки, чтобы повара не забывали, что эти банки нельзя ни подо что использовать. Был тут у нас инцидент с арахисовым маслом. Я просто достану это отсюда, чтобы было лучше слышно.
– Тогда… где же профессор?
– В банке и есть… смотря что считать за «есть», – ответил профессор Пельц. – Очень сложно объяснить это обывателю. Он мертв… смотря…
– Смотря что считать за смерть? – угадал Мокриц.
– Совершенно верно! И он может вернуться по предварительному уведомлению. Многие волшебники старшего возраста предпочитают такой вариант. Говорят, отлично отдыхается. Совсем как отпуск, только дольше.
– И куда они попадают?
– Никто толком не знает, но если прислушаться, слышен звон посуды, – сказал Пельц и поднес банку к губам.
– Профессор Зобб, можно тебя? Не помнишь ли ты случайно, что случилось с люстрами на Почтамте?
Мокриц ожидал услышать в ответ тоненький голосок, но прямо у него над ухом раздался бодрый, хотя и немолодой, голос:
– Чего? Ах да! Ну конечно! Одна попала в Оперу, а вторую приобрела Гильдия Убийц. А вот и пудинг! Пламенный привет!
– Спасибо, профессор, – мрачно отозвался Пельц. – У нас все хорошо…
– А мне-то какое дело! – фыркнул бестелесный голос. – Я закругляюсь – мы обедаем!
– Вот тебе и ответ, – сказал Пельц, положил вязаную куколку обратно в банку и закрыл крышку. – Дом Оперы и Гильдия Убийц. Похоже, непросто будет их вернуть.
– Да, думаю, я отложу эту затею на пару дней, – сказал Мокриц и вышел в коридор. – Опасные люди, чтобы с ними связываться.
– Не то слово, – сказал профессор и закрыл за собой дверь, и как по команде в чулане снова поднялся гам. – Лягаются эти сопрано не хуже мулов.
Мокрицу снились волшебники в банках, зовущие его по имени.
В лучших традициях пробуждения от кошмара, голоса постепенно слились в один, оказавшийся голосом господина Помпы, который тряс его за плечо.
– Они вымазаны вареньем! – вскричал Мокриц и перевел дыхание. – А?
– Господин Вон Липвиг, У Тебя Назначена Встреча С Лордом Витинари.
Когда до него дошло значение этих слов, волшебники в банках показались предпочтительнее.
– Ничего у меня не назначено ни с каким Витинари! Или?..
– Он Говорит, Назначено, Господин Вон Липвиг, – сказал голем. – Значит, Назначено. Мы Выйдем Со Стороны Конного Двора. У Главного Входа Собралась Большая Толпа.
Мокриц замер, натянув штаны до колен.
– Толпа рассержена? Ни у кого случайно нет ведра смолы? Перьев?
– Мне Неизвестно. Мне Были Даны Указания. Я Привожу Их В Исполнение. Рекомендую Тебе Делать То Же Самое.
Он быстро повел Мокрица закоулками, где еще витали в воздухе хлопья тумана.
– Который сейчас вообще час? – проныл тот.
– Без Четверти Семь, Господин Вон Липвиг.
– Ночь же на дворе! Этот человек спит когда-нибудь? По какому такому важному делу понадобилось вытаскивать меня из-под моей уютной теплой кучи писем?
Часы в приемной лорда Витинари шли неправильно. Иногда
Мокриц и так всегда плохо чувствовал себя по утрам. Одно из преимуществ жизни по ту сторону закона состояло как раз в том, что можно было не вылезать из постели, пока люди не наводнят улицы.
Секретарь патриция Стукпостук беззвучно выскользнул в приемную, так незаметно, что его появление застало Мокрица врасплох. Ему редко встречались настолько бесшумные люди.
– Могу ли я предложить тебе кофе, почтмейстер? – спросил он тихо.
– Господин Стукпостук, у меня проблемы?
– Ничего не могу сказать, господин фон Липвиг. Читал ли ты сегодняшнюю «Правду»?
– Газету? Нет. О…
Мокриц прокрутил в голове вчерашнее интервью. Он же не сказал ничего плохого? Только хорошие, позитивные слова. Витинари же сам хотел, чтобы люди пользовались почтой.
– Мы всегда получаем несколько копий прямо из печатни, – сказал Стукпостук. – Я принесу.
Стукпостук вернулся с газетой в руках. Мокриц развернул ее, в ужасе уставился на первую полосу, прочел несколько строк, закрыл ладонью глаза и сказал:
– О боги.
– Обрати внимание на карикатуру, почтмейстер, – посоветовал секретарь простодушно. – Тебе должно понравиться.