Держи марку! Делай деньги!

Две мысли в голове Мокрица боролись за первенство. Та, что кричала чуть громче, была такой: «У него арбалет! Они сначала стреляют, а потом не задают никаких вопросов!» Второй голос, дрожащий от негодования, говорил: «Он бросил свой чертов окурок прямо на мраморный пол! Эти высокие латунные штуки с чашками белого песка тут не просто так стоят, между прочим!»

Когда охранник скрылся наверху, Мокриц сбежал до конца пролета, проехал по мраморному полу на ботинках с прикрепленными к ним тряпками, нашел дверь, ведущую в подвал, торопливо открыл ее и в самый последний момент не забыл закрыть ее за собой бесшумно.

Он зажмурился и подождал, не раздадутся ли крики и звуки погони.

Потом открыл глаза.

В дальнем конце подвала стояло прежнее ослепительное свечение, но вода не шумела. Случайные капли только подчеркивали глубину абсолютной тишины.

Мокриц осторожно обошел Хлюпера, который слегка позвякивал, и погрузился в неизведанные тени под великолепными совокуплениями.

«Если мы построим храм, придешь ли ты?» – подумал он. Но бог, на которого уповаешь, никогда не приходит. Это было печально и в каком-то божественном смысле глупо. А что, не так? Мокриц слышал, что миллионы мелких богов парят по миру, живут под камнями, разносятся ветром, как перекати-поле, цепляются за макушки деревьев… Они ждут важного момента, счастливого случая, который может привести к постройке храма, к появлению священнослужителей, к почитателям, которые будут твоими собственными. Но они не заглядывают сюда, и несложно догадаться почему.

Богам нужна вера, а не логическое мышление. Начинать со строительства храма – это все равно что дать пару прекрасных башмаков безногому. Строительство храма говорило не о твоей вере в Бога, а о твоей вере в архитектуру.

Некое подобие мастерской было возведено в глубине крипты, вокруг большого старинного камина. Там с ярким синевато-белым пламенем работал Игорь, аккуратно выгибая стеклянную трубку. За его спиной в огромных сосудах шипела и пузырилась зеленая жидкость. У Игорей от природы был талант к работе с молниями.

Игоря всегда можно было узнать. Игори изо всех сил старались, чтобы их можно было узнать. Дело было не в одних плесневелых пыльных костюмах, даже не в лишних пальцах и непарных глазах. А в том, что им на голову можно было поставить мяч, и он бы никуда не укатился.

Игорь поднял на него взгляд.

– Гутен морген, гофподин. Ты кто такой ефть?..

– Мокриц фон Липвиг. А ты – Игорь.

– Ф первой попытки, гофподин. Флышайт о тебе много хорошего.

– Здесь?

– Я вфегда держайт ухо на земле, гофподин.

Мокриц подавил желание посмотреть вниз. Игори и метафоры плохо сочетались.

– В общем, Игорь… дело такое… Я хочу привести сюда кое-кого, не вмешивая в это охрану, и хотел бы узнать, нет ли тут дополнительной двери.

Чего он не сказал, но что пронеслось между ними в воздухе: ты же Игорь! А когда толпа затачивает колья и норовит выломать двери, Игорей уже нет на месте. Игори были мастерами уходить не прощаясь.

– Ефть калитка, которой мы пользовайтфя, гофподин. Фнаружи ее не открывайт, зато ее никогда не фторожайт.

Мокриц с вожделением посмотрел на дождевик на вешалке.

– Хорошо. Хорошо. Тогда я прямо сейчас ею и воспользуюсь.

– Ты здефь хозяин, гофподин.

– Но скоро я вернусь и приведу с собой человека. Этот джентльмен не горит желанием встречаться с городскими властями.

– О, понимаю, гофподин. Давай им вилы, и они решайт, что вфе здефь им принадлежайт, гофподин.

– Но он никого не убивал, ничего такого.

– Я – Игорь, гофподин. Мы не задавайт вопрофов.

– Правда? Почему?

– Не знаю, гофподин. Не фпрашивал.

Игорь вывел Мокрица к низенькой двери, выходившей на грязную захламленную лестницу, которую наполовину затопило неутомимым ливнем. Мокриц задержался на пороге. Вода уже проникала под его серый костюм.

– Еще один вопрос, Игорь…

– Йа, гофподин?

– Я только что проходил мимо Хлюпера, и в нем была вода.

– Правильно, гофподин. Что-то не ефть так?

– Она двигалась, Игорь. Разве она должна двигаться в такое время суток?

– О, это профто фифонные переменные, гофподин. Это пофтоянно проифходийт.

– Ах, сифонные? Ну, прямо от сердца отлегло…

– Когда будешь возвращайтфя, профто пофтучай, как цирюльники-кофтоправы, гофподин.

– Что-что?..

Дверь захлопнулась.

Игорь вернулся на свое рабочее место и зажег газ.

Некоторые стеклянные трубочки, лежавшие перед ним на зеленом фетре, были… какие-то не такие и дезориентирующим образом отражали свет.

Смысл Игорей… суть Игорей… короче, большинство людей обращали внимание только на неопрятную одежду, жидкие волосы, косметические клановые шрамы, швы и шепелявость. Возможно, потому, что, кроме этого, смотреть там было, в общем-то, и не на что (и слушать, кроме шепелявости, нечего).