– Или просто темой для разговора с коллегами, – сказал Мокриц, дружески пожимая ему руку. – Ну что, господин Бент, найдем в себе силы удалиться!
Когда они поднимались по главной лестнице, Мокриц спросил:
– Кем приходится Хьюберт нынешнему председателю?
– Племянником, – ответил Бент. – Но как вы…
– Люблю наблюдать за людьми, – ответил Мокриц, улыбаясь себе под нос. – Ну и рыжие волосы, конечно. Зачем госпоже Шик два арбалета на столе?
– Семейные реликвии, сэр, – соврал Бент. Это была преднамеренная, вопиющая ложь, и Бент нарочно ее не скрывал. Семейные реликвии, как же. И она спит в кабинете. Да, она инвалид, но инвалиды-то сидят дома.
«Она не собирается покидать эти стены. Она начеку. И далеко не каждого пустит к себе на порог».
– Какое твое любимое занятие, господин Бент?
– Я выполняю свою работу с усердием и вниманием, сэр.
– Да, но что ты делаешь по вечерам?
– Перепроверяю итоги дня у себя в кабинете, сэр. Подсчеты меня… успокаивают.
– Ты в них так силен?
– Лучше, чем вы можете себе представить, сэр.
– Тогда, если я буду откладывать девяносто три доллара сорок семь пенсов в год в течение семи лет под два с четвертью процента – процент сложный, – сколько…
– Восемьсот пятьдесят три доллара тринадцать пенсов при ежегодном пересчете, сэр, – невозмутимо ответил Бент.
«Да, и дважды ты называл точное время, даже не взглянув на часы, – подумал Мокриц. – Ты и
– Отпуск?
– Прошлым летом я ходил в туристический поход по крупнейшим банковским домам Убервальда, сэр. Было очень познавательно.
– Это, наверно, заняло не одну неделю. Я рад, что ты нашел в себе силы оторваться от работы.
– О, было нетрудно, сэр. Госпожа Драпс, наш старший бухгалтер, каждый день, когда закрывался банк, посылала закодированные клики с итогами прошедшего дня в те места, где я останавливался. Я успевал ознакомиться с ними за вечерним штруделем и направлял ей свой ответ с указаниями и предписаниями.
– Госпожа Драпс хороший работник?
– Весьма. Она исполняет свои обязанности аккуратно и расторопно.
Он умолк. Они остановились наверху лестницы. Бент повернулся к Мокрицу и посмотрел на него в упор:
– Я проработал здесь всю свою жизнь, господин фон Липвиг. Остерегайтесь семейства Шиков. Госпожа Шик – замечательная женщина, лучшая из них. Остальные… привыкли получать то, что хотят.
Старый род, старые деньги.
– Они опасны? – спросил Мокриц.
Бента застала врасплох его прямолинейность.
– Они не привыкли к разочарованиям, сэр. Они пытались признать госпожу Шик невменяемой.
– Неужели? – сказал Мокриц. – По сравнению с кем?
…Ветер продувал городок Великий Кочан, который любил величать себя «Зеленым сердцем Равнин».
Он назывался Великий Кочан, потому что был родиной самого большого в мире кочана капусты, и горожане были не слишком-то изобретательны, когда дело касалось названий. Люди приезжали издалека, чтобы взглянуть на это чудо природы. Они попадали в его зацементированное нутро, выглядывали в его окошки. Покупали книжные закладки в виде капустного листа, капустные чернила, капустные рубашки, игрушечного Капитана Капусту, музыкальные шкатулки, виртуозно вырезанные из кольраби и цветной капусты и наигрывающие «Песенку едоков капусты», капустное варенье, капустный эль, зеленые сигары, скрученные из свежевыведенных сортов капусты на бедрах местных девственниц, которым это, видимо, нравилось.
Потом были еще и прелести Кочаноленда, где слышались истошные вопли малышей, завидевших огромную голову самого Капитана Капусты и его друзей, Краснокочанного Клоуна и Билли-Брокколи. Для гостей постарше был и Капустный НИИ, над которым небо всегда было затянуто зеленой пеленой, а если оттуда дул ветер, растения принимали вид самый необычайный и иногда поворачивались проводить вас взглядом.
А потом – как нельзя кстати будет запечатлеть лучший день в своей жизни, отозвавшись на призыв человека в черном, с иконографом наперевес, который подскакивал к счастливой семье и обещал цветной снимок в рамочке, по почте прямо на дом за каких-то три доллара, включая почтовые пересылки, со страховым депозитом в один доллар, чтобы покрыть расходы, будь так любезен, господин, какие между прочим замечательные у вас детки, госпожа, все в вас, точно вам говорю, да, и я уже говорил, что, если вы не будете
Капустный эль был вкусным и крепким, и лести много не бывает, если льстишь матерям, и, пожалуй, зубы у этого человека были какие-то странные и как будто ждали случая вырваться изо рта, но никто ведь не идеален, да и чего нам терять?
Терять было доллар, и доллары накапливались. Тот, кто сказал, что нельзя надуть честного человека, врал.