Державный плотник

Ах, на что было огород городить!
Ах, на что было капустку садить!

И преображенцы «вынесли» своего запевалу: они залихватски отмахали забирательную плясовую песню, которую их потомки, почти столетие спустя, весело пели, когда под начальством Суворова брали Варшаву...

Государь вместе с своею свитой, а равно Шереметев и Апраксин наблюдали это молодецкое дело, и Петр сказал:

– Понеже шведы видели уже моих молодцов в деле с сею первою их фортецею, то, чаю, не захотят того же испытать на себе и на том берегу, того ради, избегая напрасного пролития крови, пошли ты, Борис Петрович, тотчас же к Шлиппенбаху письмо с предложением, на каких аккордах комендант Нотебурга намерен будет сдать тебе доверенную ему крепость.

– Государь! – сказал Шереметев. – Твое письмо крепче моего на него воздействует.

– Но ты фельдмаршал, а я только бомбардирский капитан, – возразил государь, – того ради тебе надлежит вязать и разрешать.

Письмо было послано. В нем говорилось, что осажденной крепости надеяться не на что и подкрепления ожидать неоткуда, все пути к ней отрезаны.

Посланный скоро воротился с ответным письмом Шлиппенбаха. Глаза царя блеснули зловещим огнем, когда он дочитал ответ коменданта.

– Что пишет он? – спросил Шереметев.

– Просит четыре дня отсрочки, – гневно отвечал Петр.

– Какой прок ему в отсрочке?

– Не смеет-де без разрешения начальства сдать крепость.

– А где его начальство, государь, в Польше или в Швеции?

– В Нарве... Горн.

При воспоминании о Нарве Петр пришел в величайший гнев.

– Так не давай же им передохнуть! – сказал он Шереметеву. – Открой огонь изо всех орудий.

И канонада началась. Огонь был убийственный. Сам государь ходил по батареям, поощрял пушкарей, сам направлял орудия. Уже не раз от русских бомб загоралось в крепости, но шведы продолжали упорно держаться.

Наконец, на третий день русские увидели, что на стене крепости взвилось белое полотнище и, немного спустя, от берега у крепостных ворот отделилась лодка с «барабанщиком»-парламентером.

– Пардону просить, – улыбнулся Шереметев.

– Ну, теперь пардон вздорожал у меня на базаре, – заметил государь. – Надо было вовремя аккорды предъявить.

«Барабанщик» предстал «пред царя» и, преклонив колена, подал письмо Петру.

Государь вскрыл пакет, дав знать посланцу из крепости, чтоб он удалился.

Ироническая, довольная улыбка играла на его лице, пока он читал послание из Нотебурга.

– Видно по сему, что шведские жены знатно искусны в древней истории, а нас почитают за дикарей, – говорил царь, продолжая улыбаться, – русские-де варвары, истории и не нюхали.

– Что такое, государь? – спросили и Шереметев, и Апраксин.

– Пишет сие не Шлиппенбах, а его супруга, а купно с нею и все офицерские жены Нотебурга: слезно просят выпустить их из горящего города.

– Жарко, знать, стало, – заметил Меншиков.

– Жарко, точно, – сказал Петр, – из древней истории ведомо, что когда в таком же безвыходном положении, как сей Нотебург, очутился один осажденный город, то женщины оного и просили осаждавших дозволить им выйти из города. Те дозволили. Так ловкие бабы и девки вынесли на своих спинах мужей, братьев и женихов.

Шереметев рассмеялся:

– Ай да бабы! И силища, видно, у них была знатная.

– Так и эти замыслили то же проделать? – спросил Меншиков.

– Именно, Данилыч, и я им сие позволю: я напишу им, что не хочу опечалить их разлучением с супругами, а того ради, покидая город, изволили бы и любезных супружников вывесть купно с собою.

Все невольно рассмеялись.

– Премудрый Соломон так не придумал бы, ха-ха-ха! – хохотал «Борька».

14

Русские готовили штурмовые лестницы. Стук топоров слышен был, несмотря на пушечную пальбу.

– Смотри-ка, братцы, как сам батюшка-царь топором работает, н-ну!

– Да и Александра Данилыч не промах, ишь как садит топором-то.

...Так разговаривали между собой ратные люди, приготовляя штурмовые лестницы.

Дело в том, что после иронического ответа госпоже Шлиппенбах и офицерским женам Нотебурга крепость продолжала упорно держаться.

В «Поденной записке» государь вечером приписал: «И с тем, того барабанщика подчивав, отпустил в город; но сей комплимент (ироническое послание) знатноосадным людям показался досаден, потому что, по возвращении барабанщика, тотчас великою стрельбою во весь день на тое батарею из пушек докучали паче иных дней, однако ж урона в людях не учинили».

* * *

– ...А мы чаяли, что ихний барабанщик покорность привез, – продолжали разговаривать солдаты.

– Коли бы покорность, не жарили б так, а то зараз учали бухать, как только энтот отставной козы барабанщик в ворота шмыгнул...

– И впрямь – отставной козы барабанщик!

– Так для че он приходил, коли не с покорностью?

– Торговаться, стало быть. А как не выторговали ни синь-пороху, ну и осерчали и учали пуще жарить.

– А мне сказывал верный человек, что барабанщика-ту подсылали ихние бабы, чтобы их выпустили без обиды.

– Вон чего захотели, сороки!

– То-то... А батюшка-царь им в ответ: приведите-де к нам с собой муженьков своих...

– Ха-ха-ха! Вот загнул батюшка-царь! Уж и загнул!