Держава и топор

Чтобы бежать на юг или юго-восток, к донским, яицким казакам, нужно было переправляться через броды и перевозы, кишевшие шпионами, миновать в степи разъезды пограничной стражи и избежать встреч с кочевниками, которые могли оставить пленного у себя как раба, продать воеводе пограничной крепости или отправить его в цепях на продажу в Кафу или Стамбул.

Даже оказавшись за границей, беглец, особенно знатный, не мог быть спокоен. Русские агенты всюду его разыскивали, а Коллегия иностранных дел рассылала официальные ноты о выдаче беглого подданного.

Словом, в рассматриваемое время власть обладала многими приемами обнаружения, слежки, контроля за действиями подозреваемого в государственном преступлении. С давних пор практиковалась перлюстрация и использовались приемы провокации, методы внезапных, ошеломлявших арестованного действий, в том числе допросов по свежим следам. В руках политического сыска были также разнообразные проверенные практикой способы и средства задержания преступников, предупреждения их побегов и возможного сопротивления. Умели довольно надежно изолировать и этапировать арестованных в столицу. Побеги же их с пути были весьма затруднены. Благодаря традиционной и очень развитой системе выслеживания и поимки беглых крепостных и холопов задержание беглого государственного преступника не было неразрешимой проблемой для властей. Этому способствовали также традиции общинной жизни, распространенное доносительство и боязнь его, повсеместная поголовная перепись населения, размещение войск в сельской местности с правом контроля за местными жителями, паспортная система, вся обстановка усилившегося при Петре I этатизма и полицейского режима. В XVIII веке почти всюду до беглого дотягивались длинные руки власти. Одним словом, велика Россия, а бежать некуда.

В 1737 году в Москве произошла необыкновенно драматичная история с двумя братьями, Иваном и Кондратием Павловыми, принявшими старообрядчество. Иван решил пострадать за старую веру и сам пошел в Тайную канцелярию, до Преображенского приказа его провожала жена Ульяна. Иван уговаривал ее пойти с ним до конца, но когда жена отказалась, то ругал ее и «что с ним не пошла плакал». На допросе же Иван утверждал, что жена его давно умерла. Когда сыск отыскал женщину и заставил ее признаться в том, что муж звал ее с собой в Преображенское, Иван стал выгораживать Ульяну. Он сказал, что не звал ее, что она «старую веру содержала некрепко, потому, что пивала хмельное, чего ради делами своими умерла». Но следом признался в главном: «более-де думал он, ежели о жене своей покажет, что она жива, то-де возмут ее за караул».

Его увещевал священник, который ставил в пример Ульяну, быстро раскаявшуюся в своих заблуждениях. Конец Ивана трагичен: в январе 1739 года караульный донес, что тот «сделался болен». Но умереть спокойно ему не дали. Судьбу Павлова, именем императрицы, решили кабинет-министры А. И. Остерман, А. М. Черкасский и А. П. Волынский: «Отсечь ему голову, а потом мертвое его тело, обшив в рогожу, бросить в пристойном месте в реку». 20 февраля Павлова убили, а тело тайно спустили под лед. Тайные казни старообрядцев были фактическим признанием бессилия перед убеждениями страдающих за старую веру, которые с радостью шли на свою Голгофу. Через месяц после убийства Ивана от пыток умер его брат Кондратий.

Глава 5. «Роспрос»