Держатель знака

«Лавры Буйкиса достали?» – вспомнил Олька реплику Блюмкина, последовавшую за изложением его плана.

– А собственно – если само плывет в руки?

– Плывет – лови. В одиночку – пойдешь? Во-первых, не хочу рисковать двумя, во-вторых, очень уж ты тут годишься: барства в тебе на пятерых – порода, манеры, своего почуют. Второй бы тут только впечатление ослабил. А так – идейка шик-блеск.

Олька остановился перед дверью черного хода (парадная дверь так и оставалась заколоченной досками) и постучал условным стуком: два редких и три частых удара.

– Кто? – спросили за дверью. Голос был, как ни странно, детским, и у удивленного Абардышева мелькнула мысль, что адрес Шидловского53 оказался ложным.

– С приветом из Ревеля.

– Сейчас, тут задвижка.

Девочка лет десяти пропустила Ольку в квартиру.

– Кто-нибудь, кроме Вас, mademoiselle, дома?

– Проходите, пожалуйста, в гостиную, г-н… – девочка вопросительно взглянула на Ольку.

– Медведев. Прапорщик Олег Медведев, к вашим услугам, mademoiselle …? – Довольный легким началом игры, Олька ответил девочке вопросительным взглядом и мягкой улыбкой.

– Баскакова.

«Ничего себе… с первых же шагов и подобные коленца… Занятно».

– Вы – дочь инженера Баскакова?

– Да.

– Я очень рад.

– Присаживайтесь, г-н прапорщик. Вам придется немного подождать. Хотите кофе?

– С удовольствием.

Девочка, с явным увлечением играющая роль хозяйки – впрочем, уже привычную, – вышла из гостиной, которую Олька внимательно оглядел, не найдя ничего особенного, кроме разве того, что это жилище было слишком неплохо сохранившимся для времен военного коммунизма. В гостиной царила атмосфера предреволюционных годов, даже гитара, небрежно брошенная на диван, казалась чем-то естественным.

Через несколько минут девочка снова вошла в комнату с чашечкой настоящего, судя по запаху, кофе в руках.

– Вы из действующей?

– Да.

57

Желтые лучи света, косо падающие в беседку, заросшую сиренью, из стеклянных окон веранды, длинными полосами ложатся на дощатый пол.

Лепестки черных роз, белый камень скамей,

Сад ночной, сад заросший печального лета,

Шелест лип вековых наших старых аллей…

Олька сидит на перилах беседки – в руках у него гитара, на плечи наброшено черное шелковое домино: в дачном поселке весь день был карнавал, для взрослых он, впрочем, уже кончился, а компании шести-семиклассников еще не хочется расходиться…

Шелест лип вековых наших старых аллей…

Негромкие слова романса уходят к вершинам сосен…

– Ну нельзя же так спать среди бела дня, г-н прапорщик, – пробормотал Сережа, поднимая тяжелую голову от диванной подушки. – Даже перед бессонной ночью…

«Сколько же я спал? Сейчас, кажется, не совсем даже и день… До чего отчетливо снилось Останкино… Но странно, почему только Олькино лицо было – из всех, кто сидел в беседке…»

Голова гудела, очень хотелось спать еще. Из гостиной доносились голоса. На секунду задержавшись перед зеркалом, чтобы пригладить щеткой волосы, Сережа вышел в гостиную.

– Признаюсь, меня несколько удивляет подобная затея, – Некрасов, стоя у окна, говорил обращаясь к кому-то, кто сидел спиной к появившемуся в дверях Сереже. Озабоченное лицо Некрасова прежде всего обратило на себя Сережино внимание. Сте-нич, кивнувший Сереже, также смотрел довольно хмуро.

– Во всяком случае, г-н штабс-капитан, таковы инструкции, данные Его Высокопревосходительством.

С оружием Сережа давно уже привык почти не расставаться, даже во время сна, особенно во время сна…

– Руки вверх, Абардышев!

Олька вскочил, выхватывая наган: пуля ударила о паркет, когда сидевший с ним рядом за столом Казаров с силой перехватил в последнюю секунду его руку. Схватка была недолгой: через несколько минут Олькины руки были стянуты за спиной бельевой веревкой.

– Садитесь. – Некрасов, еще тяжело дыша, кивком показал Абардышеву на стул.

Олька, усмехнувшись, сел.

Обернувшись к Тутти, Некрасов увидел все еще застывший в ее широко раскрытых глазах ужас. Ужас этот был вызван не тем, что на ее глазах только что разыгралась потасовка со стрельбой, нет! Свой, назвавший пароль, больше часу болтавший с ней в гостиной, игравший для нее на гитаре, оказался чужим, врагом…

– Иди к себе, Таня, – мягко произнес Некрасов. Он только в исключительных случаях называл ее Таней. Тутти вышла.

– Владимир, на всякий случай привяжите еще руки к спинке стула. Вы знаете этого человека, прапорщик, кто он?

– Я хорошо знаю этого человека, г-н штабс-капитан. Это сотрудник Чрезвычайки Олег Абардышев.

– Приятная встреча, Сережка.

– Не я ее искал.

– Искал ее я. И, грех обижаться, добился своего, правда, несколько в ином виде, чем представлялось.

– Значит – Абардышев… Мне, разумеется, знакома Ваша фамилия. И Вы, разумеется, отказываетесь давать показания.

– Вы действительно обо мне слышали, г-н Некрасов.