Держатель знака

– Вот так номер! – Олька присвистнул. – Ты точно знаешь?

– Точно…

– Погоди, – швырнув окурок на пол, Олька начал крутить новую самокрутку. – Погоди, погоди…

Дина Ивченко сидела на стуле посреди комнаты, с ожиданием глядя на Ольку, который, поднявшись наконец с койки, с сосредоточенным лицом заходил по комнате. Это продолжалось минуты три, затем Олькино лицо неожиданно прояснилось.

– Нашел! Не куксись, все нормально. Есть один старикашка доктор, двое сыновей в добровольческой. Сегодня же отправляюсь в гости, увешанный винтовками и пулеметными лентами, напоминаю старикану, что он пока еще заложник, – сделает все в лучшем виде, можешь не волноваться.

– Да… конечно. Слушай, а обязательно это – к доктору?

– А как ты еще от него избавишься?

– А может – не избавляться? Знаешь, я сама не пойму, что со мной такое… Ты не думай, я прекрасно понимаю, что это только нелепая обуза, но мне почему-то не хочется избавляться… Не знаю я почему.

– Ерунда. Ты просто трусишь боли, вот и выдумываешь. Все равно ничего не поделаешь, потерпишь.

– Нет, я не боли боюсь! – Дина вскочила, глядя Ольке в лицо. – Нет! Я и сама так думала… раньше. А теперь… понимаешь, ты пойми, он же от тебя…

– Полагаю, что от меня. Ну а дальше?

– Он же – живой… Нехорошо как-то… Я чувствую – он живой.

– Ты что, с ума сошла?! – Олька с гневным изумлением в лице тряхнул Дину за плечи. – Ты что – дура?! Ведь это все равно что котенка утопить! От меня… Живой… Надо же такое заладить!.. Еще мне церковные догмы приведи – нехорошо! Грех! Подумать страшно! Может, нам с тобой обвенчаться, пока не поздно? Вот она где полезла – буржуазная психология! Неплохо рассуждаешь… Ну надо ведь – попалась как дура, хотя избавиться от этого котенка – вопрос получаса! Развела… Ты – коммунистка и нужный работник, ясно? Как бы тебя ни тянуло к обгаженным пеленкам, у тебя есть и кое-какие другие незначительные делишки. Словом – выкинь эту блажь из головы, а с доктором я сегодня все улажу, даже если мне придется в его квартиру пулемет втаскивать.

47

— Так… Глаза – серые… Волосы – темно-русые. Рост высокий?

– Довольно-таки… Не длинный, но высокий.

– Особые приметы какие-нибудь есть? «А все-таки здорово Динку занесло. Не ожидал, что эта ерунда ее так зацепит. Ну да ладно – побесится немного и перестанет. Не барышня, в конце концов».

– Особые… – Васька Зайцев, гордый тем, что их серьезно слушают старшие товарищи в ЧК, наморщил нос. – Есть, пожалуй! Во-первых – хромает.

– Хромает?

– Не очень заметно. Припадает на правую ногу.

– Хромает… ладно. Все?

– Ну еще… Вот еще – он в перчатках. Куртка – чертовой кожи, а перчатки, ну… такие… фасонистые.

– Лайковые коричневые?!

– Коричневые.

– Мать твою перемать… А головой вот так не делает? – Олька резким движением вскинул подбородок.

– Точно! Он самый!

Ничто не могло укрыться от этого лихого чекиста: ему только приметы назвали, а он уже определил кто.

– М-да… Знакомства, однако, у вашего директора те еще. Ладно, ребята: обещал я вам в свое время, что займемся этим вашим Алферовым. Вот оно, пожалуй, и пришло. А теперь – валяйте по домам! И ждите перемен, причем – не только между уроками.

48

«…ДОРОГИМ ДРУЗЬЯМ… ЗДЕСЬ РАБОТАЮТ В КОНТАКТЕ ТРИ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ… В „НАЦ“ ВСЕ ПРЕЖНИЕ ЛЮДИ… ВСЕ МЫ ПОКА ЖИВЫ И ПОДДЕРЖИВАЕМ БОДРОСТЬ В ДРУГИХ… В МОСКВЕ ЕЩЕ НЕСКОЛЬКО ПРОВАЛОВ ТАМОШНЕЙ ВОЕННОЙ ОРГАНИЗАЦИИ… МЫ ВЗЯЛИСЬ ЗА ОБЪЕДИНЕНИЕ ВСЕХ ВОЕННО-ТЕХНИЧЕСКИХ И ДРУГИХ ПОДСОБНЫХ ОРГАНИЗАЦИЙ ПОД СВОИМ РУКОВОДСТВОМ И КОНТРОЛЕМ РАСХОДОВАНИЯ СРЕДСТВ, И ЭТА РАБОТА ПРО-ДВИ-НУЛАСЬ УЖЕ ДАЛЕКО…» 46

49

Обыском в квартире у Алферова руководили Аванесов и Фомин, круглоголовый молодой человек с большими темно-карими глазами и непропорционально маленьким безвольным подбородком.

Начавшийся около полуночи, обыск в три часа ночи был в полном разгаре. Работали тщательно – выворачивали подозрительные половицы, распарывали или прощупывали обивку мебели, драпировки, обои, проглядели даже испещренную кляксами стопку ученических тетрадей, оказавшуюся на письменном столе между чернильницей и тяжелым мраморным пресс-папье.

Петров, начинающий чекист, рыжий заводской парень, еще не вполне освоившийся со спецификой работы и не без некоторой робости косящийся на бесконечные ряды переплетов с золотым тиснением на уходящих под потолок книжных полках, осторожно положил тетради на прежнее место.

«Робеет парень, – усмехнулся Аванесов. – Академическая атмосфера нагоняет почтение: все эти ряды книг, массивные письменные принадлежности вроде этого пресс-папье… А любопытное пресс-папье».

Он решительно шагнул к письменному столу и взялся за пресс-папье: оно легко развинчивалось. Сняв верхнюю мраморную плитку, он извлек листок папиросной бумаги, исписанный бисерным почерком.

Алферов, до этого не терявший спокойствия, неожиданно побледнел.

– Фамилии, – произнес кто-то из столпившихся вокруг Аванесова с его находкой чекистов.

– Да, перечень фамилий.

Из спальни показался Фомин с небольшой записной книжкой в зеленом кожаном переплете в руках.

– Чего у тебя, Федор?

– Да вот, странная хреновина, – Фомин перекинул книжечку Аванесову.