Держа океан (ЛП)

— Во-первых, ты поменял «Кадиллак» на микрофон, во-вторых, врал мне о группе, а теперь хочешь вернуть меня в состав?

Я все еще нервничал. Не хотел попугайничать перед Джереми, но мой мозговой осьминог злился на меня за то, что я не повторял. Папа смотрел прямо на меня, когда началась вторая моя любимая сцена в фильме.

— Они не схватят нас! У нас своя миссия. С нами Бог.

Джереми засмеялся, и в моей груди все затрепетало, затрепетало, затрепетало…

Это был смех человека, услышавшего хорошую шутку.

— Боже мой, Эммет, ты был его копией!

— Подожди, — сказал папа. — Если мы сможем уговорить его на танец в Дворцовом бальном зале, это будет твой лучший день в году.

Я начал повторять все больше. Мне не хотелось повторять все подряд, как папа, но вскоре Джереми смотрел на меня больше, чем на экран, словно надеялся услышать что-то еще, поэтому я сдался и стал повторять все.

— Выезжайте с этой автостоянки.

— Хорошо.

Я любил смотреть за ездой Элвуда, и сцена в торговом центре заставляла меня смеяться. Казалось, водить автомобиль так весело. Я водил картинг в парках аттракционов. Это интересно. Хоть я и врезался в стены и в других водителей, никто не пострадал. Это классно.

Мы продолжали повторять, а Джереми смеяться, и довольно скоро эти два часа стали лучшими в МОЕЙ жизни. Когда мы добрались до отеля «Пэлас» и эпизода в Танцевальном зале, где Братья Блюз заиграли музыку, папа и я стали танцевать. Он притворился, что открыл наручник на моем запястье, а я притворился, что вручил серебряную штуку (хоть я и смотрел этот фильм сто раз, я не понял, что это за штука) барабанщику позади меня.

Папа протянул мне ручку от метлы с нанизанным на нее картонным микрофоном, который мы храним у телевизора, и я произнес монолог Элвуда перед песней.

Мне нравится песня «Каждому нужно кого-то любить», но еще больше нравится речь Элвуда после нее, она лучшая из всех речей фильма. В ней он говорит, что все мы личности, и мы одинаковы.

Я думаю, Элвуд Блюз в спектре*. Я замечал у него признаки высокофункционального аутиста. Он ест только белый хлеб, так делают аутисты. Он неосторожно водит и нервозен. А еще я повторяю за многими героями фильмов, но лучше всего повторяю за Элвудом.

Я не знаю, гей ли он, как я, но он никогда не интересуется девушками, так что все возможно.

Я подпевал Элвуду в свой воображаемый микрофон, а папа встал и начал подпевать в его микрофон. Папа любил пародировать Джейка. Он считает, что Джон Белуши гений своего времени. Папа говорит, мы хорошо перепеваем «Братьев Блюз», Белуши и Эйкрод лишь лучше танцуют.

Я не знаю, был согласен ли с этим Джереми, но он смеялся, хлопал и свистел, а когда фильм закончился, у него было такое смешное выражение лица... Я не знал, что оно означает, но папа в этом разбирался.

Он наклонился к Джереми и усмехнулся.

— Хочешь еще раз посмотреть на танец в Бальном зале?

Джереми покраснел, но кивнул.

Мы пересмотрели танец три раза. И сейчас, когда мы вместе смотрим кино, я повторяю его целиком. Джереми не так плох в запоминании, как говорит, потому что сейчас он тоже может его процитировать. Теперь он повторяет за великим Кертисом.

Я виделся с Джереми каждый день, но не мог слишком долго сидеть с ним на веранде после обеда, потому что мне нужно было идти в университет.

Я не должен был записываться на летние курсы, но мама с папой сказали, что это хорошая идея для стабильности. Для летней программы я сделал умный и не тяжелый выбор, я брал уроки математического анализа. Они проходили в Карвер-Холле в удобном, хорошо освещенном помещении. Чаще всего я ездил на своем велосипеде и запирал его в студенческой столовой, но если шел дождь или было слишком жарко, то я ехал на автобусе «СайРайд»¹². Я не умею водить, но ездить на автобусе люблю. Мне нравится быть независимым и ездить в университет на автобусе, но в кампусе я не провожу много времени.

Хотя иногда я гулял по кампусу с Джереми. Он находился всего в километре от моего дома, и мы срезали путь через Западную улицу, на которой в гастрономе работала Алтея, куда мы заходили, если хотели пообедать. Мы не слишком много общались, когда гуляли, потому что Джереми знал, что я не люблю ходить и разговаривать одновременно. Если он хотел что-то сказать, то спрашивал, не против ли я поговорить, и тогда мы останавливались, садились на скамейку или бордюр и какое-то время разговаривали. Это означало, что Джереми хотел поговорить, а не отдохнуть, но он никогда не говорил так:

— Я хочу с тобой поговорить. Давай остановимся.

В этом плане Джереми был внимателен ко мне, и мне это нравилось.

Спустя несколько дней после четвертого июля мы шли с Джереми через кампус, и он спросил меня, не могли бы мы остановиться. Мы вышли из зала Биршир-Холл, где располагался офис администрации университета, и сели на ступеньки, уставившись на газон. Я ждал, пока Джереми заговорит, но на этот раз ждать мне пришлось долго.