Дервиш

Глеб, потрясённый неожиданно открывшейся реальностью, в молчании смотрел на Дервиша. Тот продолжал:

— После бесчисленных потерь легко дать волю слабости и отчаянию, легко забыть цель своей жизни и смысл своего существования, а жизнь должна иметь смысл, иначе она становится тяжким испытанием! И это тоже учёба.

— Но что ты почувствовал с самого начала? — Спросил Трутнёв.

— Я понял твой вопрос! — Спокойно кивнул Дервиш. — Прежде всего исчезает разница между днём и ночью. Для обычного человека день — для работы, занятий, очень ответственное время, а ночь — это право отдыха, сон! Так вот — это исчезает, становится неважным. Сон нужен мне очень редко.

— А ты любил? Так чтоб серьёзно, по-настоящему? — Вика испытующе смотрела на Дервиша.

— Как бы тебе ответить? Отношения полов — они в инстинктах, в подсознании. Эти симпатии, влечения… Земная любовь, которая существует в вашем мире — лишь слепок с человеческого эгоизма, она подразумевает собственность и владение. А когда отношения собственности и владетеля по каким-то причинам разрушаются, это принято считать концом любви. Ощущается душевная боль, страдания, появляется ненависть к тому, кто причинил эти страдания. Сплошные рефлексы и инстинкты! Настоящие отношения, от сердца к сердцу — совсем другие, но за короткую человеческую жизнь это поймут очень немногие, ведь большинство людей живут как трава, по привычке! Все эти интриги, записки, свидания — лишь проявления инстинкта продолжения рода! Когда я это осознал для себя, мне стало обидно, что мной управляет инстинкт — программа, рассчитанная на животное сознание, ведь я выше. И я не встретил ту, что могла бы стать моим другом, соратником. Может быть, потому что не искал, а может потому, что мой мир не здесь! — Он посмотрел на Вику и Глеба, и улыбнулся. — У вас всё будет по-другому!

— А как же любовь? — Вика всплеснула руками.

— Может быть это — тайна, которую не стоит разгадывать?

— Почему?

— Вы раскроете её, и она исчезнет. Не станет того, что вдохновляло лучших представителей вашей цивилизации на протяжении всего её существования. Сколько с этим связано знаменитых имён, сколько великих людей искусства воспевали и прославляли отношения мужчины и женщины! Неужели вы сами откажетесь от той таинственной романтики, что украшает ваш мир? Если разобраться, это, может быть, единственное, что его украшает.

— Как мрачно то, что ты сейчас сказал! Но ведь придёт время, когда этот шаг станет неизбежен, и его нужно будет принять как данность.

— А может быть, то, что сейчас выглядит как катастрофа, тогда покажется детскими страхами? — Улыбнулся Дервиш.

— Ведь и Иисус говорил, что есть любовь земная, а есть небесная! — Вновь возразила Вика. — с земной можно разобраться, а кто постигнет небесную любовь?

— А я слышал такое мнение, что его не было! — Подал голос Трутнёв. — Есть шумерские легенды, с которых вроде как библию списали. Так был он или нет?

— Что бы в мире ни появилось, плохое или хорошее, люди всё равно будут это понимать каждый по-своему, — отвечал Дервиш, — и каждый станет переделывать под себя. Разве это важно, был он или не был? Если бы его не было, следовало бы его придумать?

— Ну, конечно, следовало бы! — Кивнул Трутнёв.

— А Иисус был женат? Правда, что Магдалина была его женой? — Вика испытующе смотрела на Дервиша.

Тот закрыл глаза и окаменел. Искатели ощутили, как их окутала мягкая и сильная энергия, заставляющая дышать полной грудью и наполняющая сердца радостью! Дервиш исчез. На его месте возле костра, по-восточному скрестив ноги, сидел молодой, широкоплечий, бородатый мужчина с карими глазами и крупными чертами лица. Он, улыбаясь, смотрел в небо, и в головах искателей зазвучал его мягкий и проникновенный голос:

— Как велика её любовь! Как велика её любовь! Отец, я в изумлении! Видел ли этот мир, видело ли это небо прежде такую любовь? Простая душа, дочь своего народа и своего времени, но как она умеет любить! Мне ли, сыну твоему, милостью твоею познавшему иные миры, бесконечность жизни и Царствие Твоё, не знать, не ведать, не сравнить? Не ведает она о силе своей, не ищет воспользоваться ею, но и узнав, посчитает постыдным для себя обладать ей! Довольно ей любить меня и купаться в Свете Твоём! Молю Тебя, Отче, облегчи долю её, покрой дланью Своей, отметь её перстом Своим, ибо она Твоя, как и я! Тяжела ноша её, нет сил ей нести любовь не от мира сего, сильна она и слаба в одно время! И зришь ты, какова моя любовь к ней, и к Тебе, даровавшему мне величайшее из богатств Твоих!

Потрясённые искатели молча смотрели на Дервиша, возвращающегося к ним из того невероятного, чудесного мира, частицу которого они только что увидели перед собой. Дервиш улыбнулся Вике, тайком смахнувшей слезу в уголке глаза, и бросил несколько веток в огонь.

— Значит, был? — Задумался Слава. — А он был бог или сын бога?