Derniеre danse des coeurs d amour (СИ)

На общих уроках он садился с ней за парту к вящему неудовольствию Паркинсон. Особого внимания к персоне Драко девочка не проявляла, но продолжала отпускать довольно прямолинейные комментарии по поводу его внешнего вида, манер и характера. Малфой неизменно покрывался пятнами, но молчал. И запоминал, незаметно для себя меняясь. Перестал зализывать волосы гелем, потом стал отучиваться от длинных гласных. И пытался сблизиться с этой замкнутой грязнокровкой, правда, безуспешно. Она со всеми держала дистанцию, не подпуская к себе никого. Часами просиживала в библиотеке, ходила на завтраки, обеды и ужины, была лучшей на курсе в зельеварении (Снейп не делал замечаний только ей и Малфою), дремала на Истории Магии, всюду разгуливала со своим золотистым хорьком на плече, составляла Грейнджер серьезную конкуренцию в учебе, была не слишком любима однокурсниками, но никто никогда ее не трогал — все знали, что с младшим Малфоем, как и со старшим, шутки плохи, а Драко дал ясно понять, что девчонка под его покровительством. Правда, Забини часто язвил по поводу такого покровительства: «Мне бы такого благодетеля, который будет знать, что я предпочитаю на завтраках, обедах и ужинах, будет доставать трухлявые тяжеленные томики с верхних полок, в один прекрасный день рискуя навернуться со стремянки, и будет таскаться за мной, как собачонка». Особенно часто Блейз подшучивал над его геройствами в библиотеке — Драко с видом мученика просиживал над всевозможными эссе, сочинениями и докладами в компании Уайлд, лазал по стремянке, доставая все книги, которые ей были нужны, хотя Акцио было бы куда проще, как заметила Флоренс. Однако мальчишка с важным видом заявлял, что так надежнее. В чем там была надежность, никто не знал, но юная когтевранка лишь пожимала плечами — хуже от этого ей не становится, учебники она получает. Она не знала, что ее белобрысый юный покровитель перед Рождеством прополоскал Забини все мозги насчет того, как лучше подсесть к ней в купе: «Слушай, может с ней заранее договориться? А то Уайлд и послать может!», «А может вообще не надо?», «Нет, лучше внезапно так!», «Как ты думаешь? Забини, ау! Я с кем говорю?!». А Забини мирно задремал прямо на пухлом томе «Основ трансфигурации». Когда Малфой ткнул его острым кончиком пера в кисть, то Блейз резко вскочил и разразился длинной и шумной тирадой на итальянском, переводить которую решительно отказался. Видно, там было много того, что нежным ушкам Драко слышать было рановато.

На Рождество Уайлд осталась в Хогвартсе, как и на Пасху. На вопрос Малфоя, почему она не поедет домой, девочка холодно ответила, что не хочет, но впредь пусть Драко не лезет не в свои дела. Развернулась на каблуках и умчалась по коридору. Потом ходили слухи, что Флоренс проплакала в туалете часа полтора, не меньше. Однако с окончанием первого курса все встало на свои места, и мальчику стало до странного больно и тошно. Он помнил, как она волокла по перрону Кингс-Кросса свой небольшой чемодан, хорек тыкался носом ей в щеку, но Уайлд была ужасно мрачной. Встретила ее женщина средних лет крайне неприятной наружности в отвратительном магловском костюме. Драко принял женщину за мать однокурсницы и мысленно пожалел последнюю, ибо ни маленькие голубые глазки, ни злобная ухмылка, ни искривленное гримасой презрения одутловатое лицо не внушали доверия. Мальчик увидел, как тетка прикрикнула на Уайлд, и решительно направился к ним. Женщина вцепилась Флоренс в руку повыше локтя и что-то шипела ей на ухо. Потом она заметила щупленького белобрысого паренька, вызывающе смотрящего на нее, и сощурила и без того крошечные глазки. Уайлд развернулась, и Драко сдержался, чтобы не отшатнуться — столько горечи и обреченности было в ее больших лучистых глазах.

— Что вам, юноша? — прокаркала женщина, сильнее сжимая руку девочки. Та поморщилась.

— Отпустите Флоренс, ей больно! — повысил голос Малфой, заметив, как однокурсница покачала головой. — Вы же ее мать, как вы так можете!

Он действительно не понимал. Его мать всегда нежно обнимала прохладными белоснежными руками его лицо и целовала в макушку, в лоб и щеки. Потом нежно обнимала. Отец никогда не проявлял к сыну ласки или любви, зато частенько поднимал руку за неповиновение. Но мать — никогда. Она приласкает, поцелует, усадит на колени и будет всматриваться красивыми льдисто-голубыми глазами в бесконечно любимое лицо сына. А затем тихо-тихо споет какую-нибудь песенку, поглаживая по волосам.

— А ты в самом деле так думаешь? — женщина брезгливо вздернула некрасивый подбородок. — Она разве не сказала вам там в вашем сумасшедшем доме, откуда она?

Тетка грубо хохотнула, а Драко поежился. Уайлд потупилась, даже ее неугомонный хорек притих.

— Как же так, Флоренс? Скажи же своему другу, что ты из приюта, а твои пьяные папаша и мамочка разбились пару лет назад? Что, стесняешься? — женщина садистски ухмыльнулась.