Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

Долгие часы под бездонным горным небом. Снег на солнце слепит, до боли в глазах. Гиалиец тщательно обшаривал памятные с осени поляны и кустарники, усыпанные ранее ягодой и орехами. Чуть ниже можно было вдоволь набрать желудей в дубовых рощах, но, увы, здесь, вверху, дубы не растут.

Он наметил два хороших ягодных места, почти нетронутых птицами, и отличные заросли лещины – можно будет набрать не один мешок. Впрочем, Даргед не собирался останавливаться на достигнутом: прошёл всего один день – есть ещё время для поисков пчелиных гнёзд в дуплах больших осин, есть время и для охоты на коз или оленей.

Солнце заходило за двугорбую гору. Длинные тени легли на тянущийся по склону ельник. Довольный гиалиец нарубил еловых лап и развёл пахнущий смолой костёр. Съев несколько горстей орехов и ягоды, он лёг на кучу лапника и погрузился в оцепенение, заменяющее ему сон. Изредка Даргед просыпался, чтобы подбросить веток в огонь, и вновь дремал. Верный Хорг прижался к ногам Могучего, стараясь согреть хозяина и согреться сам.

Едва солнце, не видимое ещё за гребнем горы, бросило первые лучи на верхушки соседних вершин, человек и волк были вновь на ногах. Они карабкались по кручам, скатывались по отлогим склонам, продирались сквозь густой подлесок берёзовых рощ, медленно брели под мрачным покровом хвойников.

Даргеду посчастливилось найти дупло с пчёлами - он с наслаждением вгрызся в кусок пропитанного мёдом воска, который сумел извлечь из гнезда. Впрочем, мёду, как и ягодам с орехами, придёт черед спустя несколько дней, когда гиалиец вернётся в этот угол их с Дандальви владений с санями, что соорудил ещё в конце осени.

На обратном пути дорогу пересёк свежий олений след. Хорг заволновался – он вопросительно смотрел на хозяина: “Догнать?”

Тот согласно кивнул. Волк бросился по следу. Гиалиец медленно побрёл за ним. След уводил в густо росший молодой березняк. Даргед велел Хоргу сидеть, а сам принялся обходить заросли. Как и следовало ожидать, олень залёг здесь и дальше не пошёл.

Гиалиец шумно полез вглубь березняка. Олень бросился прочь. Слышно было, как он продирается сквозь заросли, сбивая снег с ветвей. Потом послышался негромкий удар, раздалось жалобное мычание, становящееся всё тише. Когда Даргед вышел из рощицы, всё было уже кончено: неподвижный олень стоял на согнутых передних ногах, неестественно вывернув шею. Измятый снег был забрызган кровью. Волк сидел в двух шагах от своей жертвы и выжидающе смотрел на Могучего.

“Молодец” – сказал гиалиец. Привычным ударом он отсёк оленю голову и подождал, пока не стечёт кровь.

Пока длилась охота, ветер, почти не ощутимый последние дни, усилился. Небо на севере подёрнулось серой пеленой. Даргед, уже научившийся определять смену погоды в горах, помрачнел: начиналось ненастье. А ветер всё крепчал, швыряя в лицо сбитый с деревьев снег.

Сумерки застали гиалийца в добрых двадцати харилях от башни, но под ногами лежала хорошо утоптанная и знакомая до самой мелкой кочки тропа. Вот только снег пошёл, заметая дорогу. Вскоре тропу можно было отыскать только ногами на ощупь.

Даргед шёл, шёл и шёл, пряча лицо от ветра и снега. Сейчас он находился почти на самой вершине – голой, лишённой какой бы то ни было растительности. И неожиданно понял, что потерял тропу. На расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Положение - хуже не придумаешь: по левую руку в десяти шагах обрыв, под которым бежит меж камней ручей. Лучше всего остановиться. Но и ночевать на открытом безлесном склоне при таком ветре – самоубийство. Надо добраться хотя бы до опушки леса, до которой оставалось пара сотен локтей.

И гиалиец пошёл, осторожно пробуя снег ногой, стараясь чтобы ветер дул в лицо. Но видно то ли плохо старался, то ли ветер крутил. Земля ушла из под ног неожиданно – не помогла и осторожность. Даргед полетел в серую мглу, рассечённую мириадами белых снежных искорок. Руки его судорожно ловили хоть что-нибудь, за что можно зацепиться. И вот чудо – сильно ударившись, правая кисть ухватилась за толстый корень, торчащий из земли. Такой толстый, что рука гиалийца не охватывала и половины его.

Проклятая оленя туша в падении не отцепилась и теперь, навалившись на левое плечо, давила, мешая схватиться за корень обеими руками. Малейший же рывок, могущий освободить его от оленя, словно бы мстящего охотнику за свою гибель, мог привести и к тому, что и правая рука, едва цепляющаяся за скользкое корневище, сорвется.

Даргед готовился распрощаться с жизнью. Было невыносимо обидно и страшно – умирать, оставляя Дандальви и их ещё не родившегося сына на верную гибель. Неоткуда ждать помощи. Завыл совсем неподалёку волк – гиалиец узнал по голосу Хорга, который, верно, оплакивал Могучего.