Деревянный Меч и Та, Которую Любит Небо

Ему стало жутко от таких мыслей, которые два-три года назад бы даже и в голову не пришли. Но видение было отчётливым: торчащий в горле старого гунворга нож, тёмная струйка крови, стекающая по дряблой старческой шее. И разум, разум сына Единого Народа, выкованный за тысячелетия, отточенный в соприкосновении с сознанием сотен тысяч соплеменников, действует заодно с животной подлостью, пережитки которой вместе с остатками столь же животного ужаса достались гиалийцам от общих с трупоедами предков. И теперь его холёный рассудок подсказывает, что надо убить этих крестьян, старший из которых замыслил что-то недоброе.

"Разум сказал — совесть заплакала" — к месту вспомнилось изречение Далага Самого Первого Убийцы, попавшееся в рукописи по истории Ранних Веков. Молодой Даргед живо интересовался личностью первого из соплеменников, исключённого из перечня живых. Но никаких сведений, кроме короткого и сухого изложения событий, связанных с Пробуждением Единого Народа и последующим после этого бегством первых гиалийцев в Мир На Закате, да горстки приписываемых Убийце цитат не сохранилось. Впрочем, нет — были ещё отчёты Далага о трёх возглавляемых им экспедициях по материку.

Основательно поработали предки, стирая всякую живую память о первом Убийце из своего единого сознания, доверив только бумаге мертвые факты. И теперь, по прошествии тысячелетий уже точно не скажешь, что произошло в 14 году Великого Переселения (или Бегства, как иронично добавил чей-то звонкий голос, сохранившийся в общей памяти с той поры), кто был прав, и были ли правые в той непонятной истории на заре мира.

Даргед шёл по едва заметной тропе, огибающей рощу. Дандальви трусила за ним. Гиалиец сосредоточенно молчал, пытаясь представить, что их ожидает в деревне. Дочь ард-дина что-то напевала себе под нос. Поле, где Вейяхор с внуками вновь взялся за пахоту, уже скрылось из виду. Впрочем, Даргед при желании мог услышать, о чём старый трупоед думает, даже с такого расстояния. Вот только смысла в этом никакого. И так всё ясно — уносить ноги отсюда быстрее надо. До гунворгов вести из-за Серебряных Стен уже дошли.

Гунворгская деревня встретила чужаков дремотной тишиной. Собаки лениво взрыкнули на незнакомцев, да и остались лежать в тени мазанок, как лежали — гиалийцу даже не пришлось прибегать к своему умению подчинять зверей. У первых хижин не встретилось никого. Только ближе к центру поселения, на площади, образованной перекрещением улиц, Даргед увидел потомков Варихора. Гунворги, числом до полусотни, занимались починкой земледельческой снасти. Не было заметно, чтобы кто-то из них особенно спешил. Аганские мужи, свободные сыны свободных отцов, положив рядом с собой топоры, ножи и прочий инструмент, предавались единственно достойному вольных мужей занятию — обсуждали дела племени.

Заметив гиалийца с Дандальви, аганы умолкли. Пожилой дядька, сидящий на деревянном чурбаке, обратился к ним: "Приветствую вас, путники на земле рода Варихора, Убийцы Вепря. Я местный староста, Гванахор, сын Арнархора".

— Даговорг, сын Тиландаса — назвался гиалиец — Племя белых радзаганов, род Лунагуна.

— Вариальви, дочь Гунахора — произнесла Дандальви своим пронзительным голосом.

Гунворги загалдели, представляясь. Даргед воспринимал их голоса как монотонный гул, занятый попыткой проникнуть в мысли собравшихся. В разноголосице десятков несинхронизированных мыслей трудно уловить что-либо осмысленное. В основном мелькали вопросы: что за люди, куда путь держат, какие новости несут. Один раз отчётливо прозвучало: "Жрец Четырёх велел сообщать обо всех непонятных чужаках". Изгнанник с трудом сохранил невозмутимое выражение лица.

— Вейяхор, сын Бардэхора, сказал мне, куда занесла нас судьба — добавил гиалиец.

— А, этот сквалыга — пренебрежительно ответил Гванахор.

В голове старосты промелькнул целый рой мыслей: "Старый хрыч, и куда столько сеет… Загоняет он внуков, да и невестку тоже… Не могли горцы его самого вместо сына изрубить… Конечно, шесть ртов в семье… Да разве сородичи не помогут что ли… По себе о людях судит, хрен старый…" Одновременно Гванахор успел подумать о лежащем между деревней и рекой общинном поле, которое пахать самое раннее дней через десять, и о том, что на верху, где сквалыга вздумал пахать отдельно от всех сородичей, не допустите Морские Владыки (вот, Нечестивый попутал, конечно же, Четыре Брата), хлеб может запросто выгореть как в прошлом году.

— Есть, поди, хотите? — спросил староста.

— Спасибо — ответил гиалиец, с ужасом подумав о возможном мясе.

— Хлебните пока браги — предложил Гванахор — Сейчас скажу бабе своей, чтобы стол накрыла.

С этими словами он поднялся и зашёл в ближайшую хижину. Почти сразу же вернулся. "Сейчас, бабы чего-нибудь приготовят" — пояснил староста — "Ну, чего нового в мире?"