Следующие двое суток прошли сумбурно. Каждые несколько часов официально объявленная ситуация изменялась, словно горстка стекляшек в крутящемся калейдоскопе… Выли бензопилы на берегу… Рушились вековые сосны. По спешно возведенной канатной переправе переправлялись к импровизированной пристани бочки с горючим, ящики с сухими пайками и консервами. Часть научного персонала мобилизовали в помощь «кораблестроителям». Всем остальным — грозно рекомендовали меньше шляться по лагерю и не путаться под ногами. Солдаты, под контролем «штабных» офицеров (а полковников и майоров у нас оказалось больше, чем лейтенантов), растянувшись длинной вереницей, весь световой день перетаскивали по каменистой тропинке ящики и упаковки защитного цвета. Аккуратные штабеля снаряжения грубо перерывали и бросали открытыми. Часто не зачехленными. Полупустые «жилые модули» уплотнили. Освободившиеся от постояльцев — срочно демонтировали. Теперь их складируют для погрузки на плоты… По мне, спальный мешок — проще и надежнее.
Неприятным сюрпризом стал запрет на общение с «инженерами». Снова, как в первые дни после высадки на Новой Земле, вокруг их «палатки барачного типа» появились патрули автоматчиков. Хлебопекарня начала работать в три смены. Говорили, что из избытков выпечки готовят сухари (какие избытки, если введены нормы питания?). А ещё говорили, что рецепт хлеба в первую, вторую и ночную смены — разный. И что шеф-повара вызывали «на ковер к самому» для подобающего внушения. Что-то он там нахимичил. Или наоборот. Не знаю. В смысле — вообще ничего не знаю. И чего ждать — не знаю. Соколова целыми днями не видно. Володи — тоже. А когда на минутку появится — молчит. Единственно, под строгим секретом, приказал паковать вещи, как для выезда. И никому не говорить. Это как раз понятно… И приятно. Ревнует. По-своему… Предпочитает рискнуть любимой женщиной в далеком походе, но иметь её рядом, чем оставить на произвол чужим людям. Готовлюсь.
Про необходимость молчать — пожалуй, хороший совет. Такое впечатление, что чем меньше достоверной информации, тем больше веры всякой ерунде. Например, буквально час назад, услышала, что первая партия отъезжающих будет полностью состоять из морских пехотинцев и офицеров с боевым опытом. Вторая — из офицеров «штаба» и части научных сотрудников (читай тех же офицеров, прикомандированных от различных организаций). Поразительно много народа у нас сразу переоделись в форму, как только это стало престижным.
Планы руководства в отношении «мирняка» до сих пор публично не оглашаются. Понятно, что профессор Радек останется стеречь свою любимую «аномалию». Для него она дороже жизни. Можно предположить, что часть народа потребуется для охраны хозяйства и запасов (а вывезти всё это добро не реально). Не понятно, к чему тогда все эти манипуляции с пайками и категориями питающихся? Один черт, остающиеся на зимовку в момент прикончат немудрящие запасы, а потом будут вынуждены жить охотой и собирательством. Володя на прямо заданный вопрос высказался обтекаемо. По его словам выходит, что Смирнов в окончательное закрытие «аномалии» не верит. Но, вынужден считаться с такой вероятностью. Старается «разложить яйца по корзинам». Наиболее боеспособная часть войска отправится в поход на Братск. Сплавом, вниз по Ангаре, пока не начался ледостав. В зависимости от их успехов — вторая часть должна оставаться в резерве и присоединиться к первой. Более подробное планирование пока смысла не имеет. Вполне возможно, что в разгар похода «аномалия», в очередной раз, заработает нормально и придется срочно трубить отбой. Отзывать войско назад. Но, солдаты не пропадут. Зато гражданские, особенно, не имеющие теплой одежды «космонавты», будут возвращены обратно первыми. Следовательно, они должны находиться поблизости от «дыры». Терпеть, ждать и надеяться. Ясно?
Утро третьего дня началось непривычно. Во-первых, ночью погасли прожектора на вышках. Во-вторых, не загорелась лампочка в «жилом модуле». В-третьих, куда-то подевался сам Володя. Вместе с упакованными вещами. На столе — записка. «Ничего не бояться, ничему не удивляться, не паниковать. Вызову тебя по рации.» Косой штрих снизу — знак. «По прочтении уничтожить» Наша старая система маркировки документации. Так… Кажется, сегодня я ночевала под крышей в людном месте последний день. Скомкала бумажку и, при выходе, отправила её в темное отверстие «общественного толчка». Лежанки заправлены, предметы гигиены — на виду, а что все ящики пусты — с первого взгляда не видно. Конспирация и ещё раз конспирация, товарищи. Не иначе, решение включить меня в первую группу «переселенцев» далось Володе нелегко. Незачем возбуждать зависть. Даже если я больше никогда не вернусь обратно — голову надо держать гордо, а спину — прямо. Потерпим…