— Какая же это «секретность», если даже в публичной прессе о расследовании черным по белому пишут?
— Там и про летающие тарелки пишут… — огорошил он меня сравнением, — и про тайную нацистскую базу во льдах Антарктиды… В России — демократия, свобода слова и конституционно запрещена цензура…
— Тогда, по закону, получается, что надо не один номер журнала секретить, а старые архивы открывать.
— С какой стати? — помню, как видела, что он недоумение лишь разыгрывает, но остановиться не могла…
— Пятьдесят лет прошло, — в контексте уже выказанного прозвучало жалко, — Так по закону положено…
— На «положено»… — тонкая усмешка, — дальше сама догадаешься? Есть тайны из категории «хранить вечно».
— Но, ведь оно уже напечатано! А значит, всем известно! — скалится, — Какой смысл закрывать открытое?
— Если дал подписку молчать, что помидор красный — исполняй. Никого не волнует, что это и «без того всем известно». Наверняка, «всем» известно далеко не всё. Или «тайна красного помидора» — только крошечная часть важной информации, о которой лучше не распространяться. Специально оставленный на виду «кусочек», для выявления болтунов, — моя растерянность его, очевидно, забавляла, — Запомни, Галчонок. В «спецхране» не держат лишнего. Никогда! Я не знаю, зачем оно там оказалось… Но, наверняка не просто так. «Секретность», всегда, инструмент защиты основ государства. А для него существуют только три достойные цели — «сила, знание и власть». Выходит, твоя статейка каким-то боком задевает державные интересы. И кричать о «новом сенсационном открытии» на площадях досужим умникам не позволят. Почему — думай сама… Это твоя работа.
— Подожди… Всю жизнь нам повторяли, что в ту войну существовало только два варианта. Или, любой ценой прорвав блокаду, спасти Ленинград — или сдать его немцам. Третьего, так сказать, не дано… Получается, всё брехня?
— Попробуй исходить из факта, что в прессе — пишут всё подряд, а в «спецхране» — лежит только правда… Огромный Константинополь, главный европейский мегаполис XV века, например, спокойно продержался в полной осаде почти пятьдесят лет.
— Так ведь это был город-сад! — равнодушно пожал плечами, дескать, тебе виднее…
Как, прониклись? Сочувствую, до самой тяжело доходило. Володя, подобные вещи, умел делать легко и непринужденно. Зато мне пришлось туго. Очень людей жалко… Всю «патриотическую» агитацию пришлось из головы вытряхивать и с огромным трудом учиться принимать факты, «как они есть». Без идейной «нагрузки»… Попробуйте, для тренировки, представить, что блокада Ленинграда — не «крупнейшая гуманитарная катастрофа ХХ века», а лишь мелкий эпизод в грандиозной, растянувшейся на десять тысяч лет драме… Истории борьбы цивилизации и государства… Вы думали — это синонимы? Как бы не так! И вообще, все далеко не однозначно. За простым вопросом — «почему в блокадном Ленинграде не разводили массово грибы?» — скрываются бездны.
Начнем с того, что про возможность промышленного производства грибов, для спасения населения, в 1941 году, все кому положено знали. Опыт отчаянно голодавшей в Первую Мировую войну кайзеровской Германии — общеизвестен. Рекомендую, например, бегло перелистать отечественную дореволюционную прессу. Особенно, разделы карикатур… Над оставшимися без еды немцами противники откровенно насмехались. Хотя именно там и тогда, в пораженной продовольственным кризисом Германии, местные энтузиасты инициативно разработали простые и дешевые технологии культивирования съедобных грибов (шампиньонов и «вешенок») в промышленных масштабах. Не ради лакомства, как издавна повелось в богатой Европе, а тупо для пропитания. Товарищи Жданов с компанией, как и прочие руководители обороны Ленинграда, о немецких достижениях двадцатилетней давности были прекрасно осведомлены. В радиусе шаговой доступности от них имелись собственные шампиньонные фермы (Петербург — старейший центр выращивания шампиньонов в России), многочисленный квалифицированный персонал, запасы спор, различных удобрений (фосфатов, например, в городе было так много, что ими обрабатывали деревянные конструкции зданий для защиты от возгорания). Хватало и подходящих помещений (от знаменитых питерских подвалов, до обыкновенных заброшенных зданий). Бабушка (точнее, тётка отца), вспоминала, что до войны они, играя, пробегали непрерывно по подвалам от своего дома 156 на Старо-Невском, (такой крутой, с облицовкой серым гранитом и массивными поручнями у витрин) до Александро-Невской Лавры (это потом многокилометровые подземные галереи завалили, затопили, замуровали). А ещё был трудовой резерв — примерно миллион грамотных безработных (как беженцев, так и коренных жителей), способных освоить новое ремесло.