Когда Соколов первым полез в морозную тьму и вдруг стал в дверях столбом, неестественно выдохнув воздух, я ещё ничего плохого не подумала. Ну, наверное, там сугроб намело… Надо включить наружный свет… Машинально, по привычке. А что? Вот когда он попятился назад — у меня душа реально ушла в пятки. Честное слово! Это вы Вячеслава Андреевича вблизи не видели, потому улыбаетесь… Что опасного может появиться посреди вооруженного лагеря, в пределах охраняемого периметра? Максимум — одинокий волк. Если хорошо напрячь фантазию — основательно так заблудившийся белый медведь. Бурые сейчас спят. Вероятность события чуть выше, чем повстречать в местных широтах блудного пингвина и всё же не нулевая… Пожалуй и всё. Реально ли испугать нашего предводителя белым медведем? Причем, до такой степени, что бы он рефлекторно попытался спрятаться за пенопластовой дверью «жилого модуля»? А кто его знает… Лично я настолько усомнилась, что осмелилась отдернуть солнцезащитную шторку и выглянуть за окно. Так! Уточняю. Бывают на свете вещи пострашнее полярных медведей и взбесившихся пингвинов. Ревнивые женщины, например.
Всё же Соколов большой ребенок. Каким местом он думал, отправляясь на ночное рандеву в одиночку? Переодевшись и потихоньку? Конспирация, из фильмов про Джеймса Бонда, хороша в людных мегаполисах… А в насквозь пронизанном системами связи таежном поселке — ей грош цена. Один звонок на коммутатор… Один вопрос дежурному (а он-то наверняка знает, куда двинулся начальник экспедиции после отбоя) и — готово. Не… Ради таких моментов стоит жить! Вынуть из фонаря над входом «штатную» осветительную панель собиратели лампочек забыли и видимость отличная. В ореоле слепящего белого сияния и облаке из искрящихся снежинок, стоит, руки в боки, Дарья Витальевна и мечет из глаз молнии. М-м-мда… «Никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу…» Замечательный всё же у нас коллектив! Наверняка, кто-то и раньше нашептывал, что у меня здесь эксклюзивный бордель для руководства (бабы они и в Африке бабы), а теперь — настал момент истины. Сидим тихонько и наблюдаем, как мои мужички собираются выкручиваться… Жалко, что под рукой нет телекамеры… Сцена, достойная пера самого великого Дюма (и эпоха, кстати, что ни на есть та — XVII век). «Четверо и Миледи, ага… «
Вообще (задним числом и продышавшись от пары минут беззвучного хохота), заявлю, как на духу. При всех неудобствах (чтоб сохранить наблюдательную позицию, по ходу «парада-алле», мне пришлось буквально расплющиться), «театр одного зрителя» — замечательное развлечение. Даже, когда главная зрительница не ты… Собственно говоря, кроме головы нашей «главврачицы», я и не видела ничего. Это у неё снаружи — идеальный обзор. Получилось, как в древнем пошлом анекдоте, «наблюдение за наблюдателем», якобы стоящее у знатоков дороже всего… Мои ночные собеседники (и собутыльники), по одиночке выбираясь наружу, являли себя, а я — следила за лицом…
Первым, как уже сказано, «модуль» с огромной неохотой покинул Соколов. Пол под ногами облегченно вздрогнул, алюминиевая лесенка жалобно пискнула, на снег упала и метнулась в сторону лохматая тень. Однако, тут злая ухмылка Дарьи Витальевны (попался, изменник!) дрогнула… Увидеть лезущего следом Ахинеева она явно не ожидала… Даже губу прикусила от негодования (скорешились, субчики — на пару по бабам шляются!). Видимо, хотела сказать приветственное слово, но не успела. В снег, мимо лестницы, раскинув для равновесия руки, словно огромная ночная птица, почти бесшумно выпорхнул и боком скользнул за пределы поля зрения (не спрыгнул, а натурально спланировал) «серый». Так мне и не представился… Ну, да ничего, у знакомых ребят завтра всё разузнаю, и кто он, и что он… Вот тут глаза у виновницы общего смущения и полезли на лоб. Честно-честно! Я всегда предполагала, что это такая фигура речи… А тут, в ярком сиянии светодиодов — разглядела явление досконально. Как поднимаются брови, как раздвигаются веки, как обнажаются белки. Капюшон откинут, прическа короткая, освещение фронтальное. Не красиво… В кино это действо изображают как-то более эстетично. Зато теперь буду заранее знать, как сама выгляжу «в минуты роковые». А потом из дверей полез «дядя Гриша» и у гражданки майора медицинской службы упала челюсть… Натурально. Аж металлические коронки блеснули… На этом «кино» кончилось — мне закрыли окно. Вячеслав Андреевич очень крупный мужчина, но сложен пропорционально. Как говорится, «добрый молодец». А «дядя Гриша» — костлявая громадина, на полторы головы его выше. Вдобавок, хромой. И стал прямо у входа.
— Галина! — меня зовут? Зачем? — Покажись на минутку! — придется, закрыть за собой дверь никто не удосужился. Тепло улетучивается с каждой секундой.
— Что это было? — у боевой подруги нашего «каудильо» железные нервы. Она не только сумела закрыть рот, но и почти моментально обрела дар речи. Не иначе — от радости… Боялась вскрыть гнездо разврата, а застала лишь безобидную пьянку.