Деревянный хлеб. Части 1-4

Во-первых, обозначим источник опасности. По отношению к пище люди чрезвычайно консервативны. В истории известны десятки примеров народов, которые, сменив веру, язык и территорию проживания, бережно сохранили кулинарные пристрастия, как самую драгоценную часть своей культуры. Достаточно сравнить стол европейцев-венгров и обитателей Ханты-Мансийского автономного округа. «Братья по рациону», в натуре… За право «питаться, как привык, народ способен пойти на любую крайность. Верно и обратное. Не желая употреблять новую, незнакомую, чужую пищу, типичный обыватель (в быту тихий и законопослушный) способен геройски (или по-дурацки) на ровном месте умереть от истощения. Классический случай — многочисленные случаи так называемых «психических отравлений» начала 30-х годов, в Центральной России и на Украине… Пытаясь хоть как-то помочь голодающим крестьянам, работники опытных станций слали в село продовольственную помощь — никогда ранее невиданные местным населением «заморские культуры». Фасоль, бобы, топинамбур. Попусту! Едва живые от истощения отечественные пейзане с негодованием отказывались даже попробовать «свинячью еду». Психологическое предубеждение оказывалось настолько сильным, что от безобидной бобовой похлебки их жестоко рвало, как от настоящего яда. Двумя веками раньше, если судить по архивным документам, точно так же крестьяне в России реагировали на попытку накормить их картошкой. Вовсю бушевали «картофельные бунты»… Спасаясь от ненавистной «картови», староверы живьем горели в срубах… Короче, если не сердцем, то умом яростное желание Володи оказаться подальше от грибной диеты я понимаю. Останься он с нами на зимовку в лагере — волей-неволей пришлось бы столоваться на общих основаниях.

Во-вторых, Ленинград, в 1941 году — это «город начальников». Какая-никакая культурная и историческая столица страны. А ещё — традиционный центр концентрации писателей, поэтов, художников, композиторов и тому подобной «богемы»… Плюс — сотен тысяч людей занятых в сфере услуг… То есть, ни разу не носителей «пролетарского сознания»… И уж тем более, не крестьян, приученных стойко переносить любые жизненные тяготы. Скажем прямо — холуев разного калибра. Публики избалованной приближенностью к хозяевам жизни. Привыкшей к обильному и бесперебойному снабжению, считающей себя «достойной самого лучшего». Совсем не безобидное качество, кстати… Февральская революция 1917 года произошла по глупейшей причине — часть оптовых поставщиков не согласовали (намеренно или случайно, даже описывавший этот казус Володя не знал) движение товаров и возникли перебои в снабжении некоторыми (что важно!) видами хлебной выпечки. Голода не было! Образно выражаясь, избаловавшиеся петроградцы выбежали тогда протестовать по поводу: «Отчего в булках изюма мало?!» В разгар Мировой войны, ага… Если это была провокация — она удалась. Царя свергли… Помня о событиях четверть вековой давности, руководство осажденного города из последних сил старалось не дать повода для беспокойства, по возможности сделать снижение потребления продовольствия «плавным». На жесткое объявление нормированного распределения еды, а уж тем более «военного коммунизма», зажравшиеся столичные обыватели почти наверняка ответили бы массовым возмущением… Возможно — паникой… и бунтом. Экспедиционный контингент, особенно его «научно-административная часть», к сожалению, точно такой же. В нашем случае — паника и попытка массового бегства «в цивилизованное место» уже были… И бунт был. И это — далеко не конец. Просто на котел страстей удалось надвинуть крышку и крепко закрутить гайки. Теперь, когда возмущение загнано внутрь, следует ожидать уже не вспышки негодования, а мгновенного взрыва… Почему?