Деревянный хлеб. Части 1-4

— Я тут прикинул. По уму, наша ореховая мука должна бы стоить, примерно, сколько пшеничная! Вы говорите, что кулек обычной муки в городе — 30 рублей, а такой же кулек кедровой — аж полторы тысячи. Хотя, сбор орехов — самая тяжелая часть работы. Выходит разница — в пятьдесят раз. Где справедливость?!

— Если весь технологический процесс механизировать до упора, — похоже, про тертую шелуху гражданин наконец благополучно забыл, — то везти шишку из леса, рушить её, чистить орехи и перерабатывать их на муку и масло обязательно надо машинами. Так создают в индустриальном обществе «барьер трудоемкости» между колониями и метрополией. А заодно — извлекают прибавочную стоимость…

— У кого машины — тот имеет всё. А у кого кедровые шишки — одну фигу, без масла? — вдруг зло бросает мне солдат — И потом, всякие городские, ржут… Говорят, будто русские — это «белые папуасы»… Тоже дикие и без штанов. Только в Сибири пальмы — с иголками, а кокосы — совсем мелкие…

Что у нас за страна? Кто бы с кем бы ни говорил — речь обязательно зайдет о политике. А политика — дело гиблое. Потому, что там нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, одни только постоянные интересы. Простые животные желания — добиться своего, а всех остальных оставить в дураках. Интересно, из каких слоев общества мой собеседник? Что не сын Абрамовича — видно сразу. Довольно правильная речь не характерна для уроженца глухой деревни, опять же — книжки читал. И тем не менее… Похож на жителя рабочего поселка возле крупного предприятия. Городских он не любит, но сам далеко не деревенщина… Вон, поставили инструктором по стрелковой подготовке. С боевым железом управляется ловко и квалифицированно… Интересный мальчик…

— На правду не обижаются! — сейчас посмотрю, как ты среагируешь, — «Если что-то выглядит, как утка, ведет себя, как утка и крякает как утка — то, скорее всего, это и есть утка!» Знаешь такую поговорку?

— Я понял… — буркнул под нос еле слышно, — Сам видел, в командировке, что с кедрачом после «колотов» бывает… Мужики, ради лишней сотни, ничего не жалеют. Тайга общая! Бери, сколько рук хватит… — помолчал и добавил громче, — Все равно, эти ваши «ножницы цен» — подлость и гадость… Люди, по поселкам, в обносках ходят… каждую копейку считают…

— Думаешь — если папуасу начать платить за орехи много-много денег, то он сразу перестанет быть папуасом? Скорее — обнесет все пальмы до последнего, да ещё половину переломает…

— Ещё скажите, что «папуас — это не национальность, а состояние души»… — что его настолько расстроило?

— Любое разделение труда уродует нравы, — попробую утешить молодого человека, — Торгаш, если верить Марксу, за 300 % прибыли — продаст родную мать в публичный дом. Охотник — готов выбить все зверье в лесу. Рыбак — выловить в море всю рыбу. И так далее… Общее спасение только в том, что гады технически безграмотны (гребут даровое надрывая пупок) и вдобавок мешают друг другу.

— А деревня, перед городом, в чем провинилась? — не успеваю за движением чужой мысли, — Вы знаете, по какой цене зерно или крупу на селе покупают и по какой, потом в городских магазинах продают? — ну, ладно… предположим, знаю, — А вы знаете, как под «целевой кредит» из крестьян последние соки выжимают? — и это знаю… Я даже знаю, отчего парнишка злится. От чисто деревенской зависти к «городским», которые походя имеют выгоду там, где другим не светит.

— Так всё же покупают или силой отбирают? — сработало, смолк на полуслове, — Раз вы сами продаете, то считайте эту разницу «налогом на глупость». Тот, кто торгует сырьем, а не готовыми продуктами его переработки — сам себе злобный Буратино и всегда будет вынужден довольствоваться объедками от чужой жирной прибыли. Закон природы!

— И здесь — надо понимать, в XVII веке, — то же самое творится? Одни на работе корячатся, а другие — доставшееся по-дешевке проматывают?

— Абсолютно! — каждому легче на душе, когда он знает что не один дурак на свете, — Пресловутые «землепроходцы» не просто так в Сибирь лезут. Они собирают пушнину для московского царя. Единственный экспортный товар, который рентабельно возить за тысячи километров через всю страну. Уже к концу текущего века в Сибири почти не останется соболей… Выбьют, как мамонтов. Причем, сами «покорители» ходят оборванные и голодные, по нескольку лет не получают жалования. А в Европе из этих соболей шьют мантии королям. Тенденция, однако!

— Товарищ Ахинеев на лесозаготовках, речь толкал, — ни к селу, ни к городу парень сменил тему, — Увидел побитые колотушками кедры и сказал, что наблюдает не людей, а стадо жадных папуасов, поскольку так, как мы, со своим собственным лесом обращаться нельзя. Пустыня после нас останется, как после настоящих папуасов на острове Пасхи. Можно подумать этот лес наш? А Байкал?

— А сейчас он чей? — если скажет «государственный» или того хуже «царский» — я в парне разочаруюсь.

— Наш, конечно! Общий… Ой! — так, вроде бы дошло.

— Тогда, пора слезать с пальмы… — непонимающий взгляд, поправилась, — С кедра… Пока силком не стряхнули…