Только в маршрутке стало появляться истинное осознание случившегося. Несмотря на то, что Лена была практически посторонним человеком, и лить по ней слезы Катя не собиралась, это была смерть – реальная смерть, не выдуманная и не киношная, когда актеры смывают с лица кетчуп и идут обедать. Она видела эту смерть воочию, и теперь та возвращалась к ней, огромная и неисправимая.
На фоне серых домов, влекущих магазинных витрин и ни о чем не подозревающих людей задравшееся розовое платье и лужа крови под головой казались настолько противоестественными, что переворачивали само отношение к жизни. Выходит, она только выглядит бесконечно длинной, а на деле… и больше не надо ничего знать, ничего делать…
Катя попыталась успокоиться, ведь, по большому счету, ничего нового не узнала. Случай, конечно, ужасный, когда происходит на твоих глазах, но в мире ежечасно гибнут тысячи людей – это в какой-то степени даже естественно… правда, естественность требовала маленького уточнения – являлась ли, именно, эта смерть, обыкновенным несчастным случаем? Слишком уж много странного окружало «Компромисс». Кстати, и само название стало звучать для Кати совсем по-другому.
Катя полезла за ключами, но вытащила лежавшие сверху доллары; сунула их обратно.
Круг замкнулся, и все требовалось начинать с начала – либо идти работать к Димке, либо… а что либо? Больше желающих воспользоваться ее помощью, да еще платить за это деньги, не наблюдалось.
– Кать! Ты чего там стоишь?
Она и не заметила, как открылась дверь; на пороге появилась мать, и видение розового платья окончательно растворилось в звуках знакомого голоса.
Мать продолжала ожидать на крыльце, и Кате ничего не оставалось, как войти в дом. Запах котлет окончательно разогнал остатки неясных мыслей; разогнал до самого вечера, когда за стенкою перестал бубнить телевизор и в коридоре погас свет.