Деревянный каземат

– Кость, ты уже начинаешь? – укоризненно спросила одна из девушек, ставя очередную аппетитно наполненную тарелку.

– А что тут еще делать? Комментировать дебилам то, что я создал? Я для них не работаю – пусть сами смотрят. Я отдыхаю.

– Неужто тебе не интересно, что они говорят?

– Абсолютно! Даже если они хором скажут, что все мои работы – дерьмо собачье, я, как писал, так и буду писать!

Девушка пожала плечами, а Костя повернулся к Аревик.

– Понимаешь, в чем тут разница? Они выставляются для того, чтоб вступить в Союз художников, а я, потому что моим работам тесно наедине со мной – они просятся к людям. Они просятся, а что думают по их поводу люди, мне сугубо фиолетово, – он наполнил стаканы, – начнем с винца, а водочка потом, когда начальство уйдет.

Аревик неуверенно взяла полный стакан. Не то, чтоб она не пила совсем, но просто не любила это занятие – оно не добавляло ей веселья, а рождало лишь тяжесть в желудке, головокружение, а к ночи виски́ обычно, будто стягивало обручем – наверное, дело было в давлении, но сейчас она не могла отказаться.

– А какие картины ваши? – спросила она, беря бутерброд.

– Угадай, – Костя засмеялся, – даже интересно, отвечает ли внешность автора его работам, то есть его внутреннему миру.

Аревик обвела взглядом стены. В принципе, ей нравилось все – она привыкла восхищаться тем, чего не умела сама, а поскольку, по большому счету, не умела ничего…

– Даже не знаю…

– Ладно, выпьем, потом скажу, – Костя бесшумно чокнулся пластиком о пластик и жадно, большими глотками осушил стакан. Занюхал, поднеся к носу кулак, и достал сигарету. Аревик же отпила несколько глотков и принялась за бутерброд.

– Это бастурма? – спросила она, откусывая твердое, пряное мясо. Ей давно хотелось попробовать что-нибудь, сообразное ее национальности, но стоило это ужасно дорого.

– Слушай, не забивай голову – это просто закусь, – снова засмеялся Костя, – вон, мои картины, – он указал на темную стену за спиной Аревик, та обернулась и… погрузилась в ночь – показалось, что даже солнца в зале стало меньше, но насколько завораживали эти ночные видения!..

Взгляд ее, поднимаясь, скользил по стене, пока не столкнулся с чьими-то глазами – будто недобрый бог взирал сверху на вышедших из повиновения людишек. Это им, дуракам, кажется, что они умные и самостоятельные, а он-то знает, что может уничтожить их в любой момент.

– А, вон та, верхняя… – произнесла Аревик, не зная, как словами сформулировать свои ощущения.

– Это одна из свежих работ, – Костя смущенно потер щеку.

А народ, тем временем, тоже стал подтягиваться к столам. Костя переключился на мужчину, желавшего приобрести сразу несколько картин. Кто-то уже тянул к Аревик стакан, как к старой знакомой; кто-то спросил, нравятся ли ей картины Игоря Петропавловского, а она даже не знала, кто из них Игорь Петропавловский, и, вообще, присутствует ли он здесь, но все равно ей было хорошо. Ее не гнали и не шарахались от нее, а это самое главное.

Телевизионщики покинули выставку вслед за «начальником культуры», и вместе с ними ушла значительная часть публики. Осталось человек восемь, и тогда появилась водка. Аревик, правда, не стала ее пить, зато художники наливали полные стаканы, и в течение четверти часа обстановка изменилась. Исчезли галстуки; все принялись брататься, а разговор превратился в один общий, касавшийся всего на свете и ничего конкретно.

Аревик стало неинтересно. Она незаметно (как ей казалось) сделала шаг в сторону; потом еще один, отдаляясь от стола. Ее место тут же заняли, и она уже собиралась просто повернуться и направиться к выходу, но чья-то рука неожиданно стиснула ее локоть. Аревик подняла глаза. Свободной рукой Костя грозил ей, покачивая пальцем перед самым носом, и пьяно улыбался.

– Я пойду, – сказала Аревик, – спасибо за все.

– Тебя ждут муж и дети?

– Нет… – Аревик растерялась.

– А куда ты пойдешь?

– А здесь мне что делать?.. – Аревик даже не подумала, какой ответ надеется получить. Поскольку комплименты ей делали чрезвычайно редко, нарваться она могла, скорее всего, на грубость, но Костя, действительно, мыслил не так, как все.

– Здесь?.. – он обвел блуждающим взглядом зал и народ, веселившийся у стола, – здесь делать нечего, – он кивнул, – поэтому сейчас мы еще немного выпьем и пойдем отсюда вместе.

– Куда? – из личного опыта Аревик знала, что пьяным надо задавать только конкретные вопросы, потому что намеки и недомолвки до них не доходят – они начинают философствовать, собирая в кучу мировые проблемы, и это бывает хуже всего.

– Куда?.. А, в самом деле?.. Знаешь, вообще-то, я хочу написать твой портрет, – закончил Костя неожиданно.

Аревик могла предположить все, что угодно, только не это. На секунду представила, каким он может получиться. Как иллюстрация к фильму ужасов! Она не могла даже выразить словами, как оскорбилась такому предложению. Неужели он сам не понимает? Или, может, он специально издевается над ней?..

Она вырвала руку и быстро пошла через зал, но Костя обогнал ее и остановился, преградив дорогу.