Деревянные пятачки

Я постоял на мосту и пошел к единственной действующей церкви, стоявшей на окраине. Кладбищенской. Мне хотелось побывать на могиле деда Михайлы.

Пусто было в церковном дворе, и поэтому особенно громко стучали ботинки о каменные плиты дорожки. Могилы начинались сразу же за оградой, как всегда, в начале кладбища более тщательно охраняемые, с железными оградками, с портретами на крестах и пирамидах, но чем дальше я шел, тем заброшеннее они были.

И в конце — уже оплывшие, со вросшими от времени железными крестами, так что виднелась над землей только верхняя перекладина. Обойдя многие свежие и еще больше отметив взглядом старых, безымянных, я понял, что повторяется та же история, что и в селе Великом, — могилу деда мне не найти.

Так оно и случилось, я ее не нашел. И грустно стало, и стыдно за себя. Да что же это такое? Да почему же только через сорок лет я вспомнил о своей родине? Да где же я был раньше-то? Даже могилы дедов затерял! Нет, тут никакого не может быть оправдания. И впервые по-иному в этот горький час я задумался о родине, о России: а так ли я понимаю Россию, как надо понимать, да и понимаю ли ее вообще? Доходит ли до меня глубинный смысл этого великого слова? Или я просто привык к тому, как им оперируют в нужных случаях, и не задумываюсь над его сущностью?

В глубоком раздумье я вышел на берег Обноры. Тихо и беспрерывно несла она свои воды в синеющую даль. Журчала, струилась, накатывалась на берег. И мысленно я представил себе, как долго она будет бежать по равнине, среди полей и лугов, то приближаясь к селениям, то уходя от них, пока не сольется с рекой Костромой, и уже вместе с ней поспешит дальше, по пути напоит Костромское водохранилище и оттуда войдет большой водой в могучую Волгу, чтобы прибавить ей силы, чтобы не оскудела она, великая река России.

1968

Четвертый вариант

1

В одном из корпусов Гостиного двора находилась проектная контора изыскательской экспедиции. Каждое утро, задолго до открытия магазинов, в темные сводчатые ворота один за другим входили люди, показывая пропуска вахтеру. Они подымались по лестнице на галерею, с которой был виден большой двор; с галереи люди входили в узкую дверь, ведущую в маленькую гардеробную, и уже после этого расходились по своим комнатам с низкими потолками и маленькими окнами. Весь день в комнатах горели настольные лампы.

Но большинство людей мало обращали внимания на эти неудобства. Они здесь пребывали временно: год на изысканиях, два-три месяца в Ленинграде — и снова на изыскания...

Шумные, с сильными взмахами рук, со стремительной, легкой походкой, изыскатели резко отличались от небольшой группы проектировщиков, постоянно живших в городе.

Старший инженер Вагин, когда-то считавший для себя большой удачей, что он не стал изыскателем, подчас не то чтобы с завистью, но с интересом присматривался к этим загорелым, обветренным людям. Им ничего не стоило резануть правду-матку даже начальнику конторы. Их резкость объяснялась просто: не так-то много среди инженеров найдется охотников до изыскательской жизни — зимовать в палатках при шестидесятиградусном морозе, мокнуть в болотах, пробиваться через буреломные завалы. Начальник конторы Ливанов, сам некогда изыскатель, полный, лет за пятьдесят человек, прощал им то, чего не мог терпеть от проектировщиков.

С Ливановым у Вагина были давние счеты. Однажды в пылу молодого задора, еще лет десять назад, Вагин выступил на техническом совещании с резкой речью против главного инженера конторы Покрасова. Речь Вагина произвела эффект, но не тот, какого он ожидал. Вагину надо бы до совещания все высказать Ливанову, а не подкапливать факты за полгода. Изыскатели — народ прямой — возмутились. Ливанов же, приняв кое-какие замечания Вагина, осудил речь молодого инженера, и всем стало очевидно желание Вагина подорвать авторитет старого изыскателя Покрасова.

Это имело свои последствия: изыскатели стали относиться к молодому инженеру недоброжелательно, проектировщики — настороженно. Таким образом, Вагин был отгорожен стеной отчуждения. Некоторые ждали, что его со временем уволят, но этого не произошло. Ливанов умел отличать способных инженеров. Он поручал Вагину ответственные задания и в прошлом году перевел в старшие инженеры. Но, переводя, так значительно посмотрел на него, что Вагин понял: старое не забыто.

В этом году Вагину предстояла особенно интересная работа. Вернулась одна из семи экспедиций. Она привезла полевые материалы будущей трассы. На одном из участков трассы, в районе третьей партии, наметились два варианта — правобережный и левобережный. Надо было выбрать единственно правильный, экономичный, инженерно обоснованный. Вагин взялся за эту работу с радостью, лелея в душе надежду, что в главке заинтересуются, кто ее делал, и имя Вагина станет известно в высоких кругах. А это значило, что он мог подняться до начальника группы, а может быть, даже стать главным инженером конторы, сменив старика Покрасова.