Деревянные кресты

Сюльфаръ огорчался и раздражался. Со времени прибытія его постигало одно разочарованіе за другимъ. Когда онъ пришелъ въ казарму, гд разсчитывалъ найти свою штатскую одежду, которую онъ оставилъ тамъ 2-го августа 1914 года, старшій сержантъ пожалъ плечами: „Тряпье“? Отъ него и слда не осталось… Правда, одежду упаковали свертками, тщательно наклеили ярлыки и уложили, какъ полагается, но, къ несчастью, нкоторые оставили въ карманахъ кусочки сыра, другіе сандвичи или остатки колбасы, все это сгнило, появились крысы, черви, и пришлось все сжечь.

Одежду онъ получилъ отъ благотворительнаго общества, а въ качеств обуви ему оставили на память башмаки, которые онъ носилъ въ окопахъ, покоробившіеся отъ грязи.

Въ мастерской онъ своего мста обратно не получилъ, такъ какъ хозяинъ сдалъ ее заводу по изготовленію военныхъ снарядовъ, а на желзной дорог его нашли слишкомъ слабымъ. Ему казалось, что все идетъ вкривь и вкось, и онъ говорилъ:

— Если бы столько мошенничества и грязи было на фронт, какъ въ тылу, боши были бы въ Бордо къ слдующей получк.

* * *

Онъ прибылъ въ Парижъ только съ семью франками въ карман, но въ то же утро онъ получилъ мсто на фабрик въ Левалуа, и работа его должна была начаться со слдующаго дня. Въ первый разъ, съ тлъ поръ, какъ онъ надлъ штатскую одежду, почувствовалъ онъ себя счастливымъ. Пятнадцать франковъ въ день! Онъ высчитывалъ, сколько жизненныхъ благъ, удобствъ и счастья получить онъ за свои пятнадцать франковъ.

Теперь наступила его очередь „пріятно пожить“. Онъ заведетъ себ хорошихъ пріятелей — ребятъ, которые, какъ и онъ, побывали на фронт — отыщетъ маленькій ресторанчикъ для завтрака, найметъ комнату не особенно далеко, чтобы можно было позже вставать. Проходя по мастерскимъ, онъ уже обратила вниманіе на работницъ, особенно отмтилъ онъ одну, которая смялась, приподнимая волосы запачканной во время работы рукой. Онъ улыбался, думая о ней.

— Это женщины серьезныя… Умютъ держать домъ въ порядк.

Онъ шелъ съ разсяннымъ взглядомъ, погрузившись въ свои скромныя грезы, какъ вдругъ на него едва не налетлъ автомобиль, переполненный женщинами легкаго поведенія и шикарно одтыми военными. Онъ быстро отпрянулъ и избжалъ столкновенія.

— Въ тылу прячешься, ловкачъ! — крикнулъ ему сидвшій впереди.

Сюльфаръ сдлалъ видъ, что хочетъ броситься за ними, но удовольствовался тмъ, что погрозилъ автомобилю кулакомъ, посылая ему вдогонку ругательства и проклятія, слушать которыя пришлось прохожимъ.

Нанесенное ему оскорбленіе угнетало его въ теченіе всего завтрака, и чтобы разсяться, онъ три раза подлилъ себ въ кофе стараго ликера. Посл этого онъ снова оживился и пошелъ побродить по бульварамъ. У двери одной изъ редакцій было вывшено сообщеніе, и прохожіе обсуждали его.

— Слдовало бы начать большое наступленіе, — говорилъ отрывистомъ голосомъ толстый господинъ съ выпученными глазами.

— И тебя прихватить, — крикнулъ ему въ лицо Сюльфаръ.

Вс эти штатскіе, которые осмливались говорить о войн, выводили его изъ себя, но онъ не мене ненавидлъ и тхъ, которые не говорили о войн, обвиняя ихъ въ эгоизм.

Гуляя вдоль магазиновъ, онъ замтилъ въ окн одной табачной лавочки великолпную картину, передъ которой онъ въ восхищеніи остановился. Этотъ шедевръ былъ составленъ изъ двнадцати подобранныхъ иллюстрированныхъ открытокъ и изображалъ гигантскую женщину въ серебряной кирас, которая держала въ одной рук пальмовую втвь, въ другой горящій факелъ и, казалось, вела за собой хороводъ солдатъ въ сромъ, солдатъ въ зеленомъ, солдатъ въ форм цвта хаки. Ему показалось, что французскій солдатъ похожъ на него, какъ братъ родной, и онъ былъ безконечно польщенъ.

Онъ вошелъ и спросилъ у лавочницы:

— Сколько стоитъ ваша штука?

— Три франка, — сухо отвтила хозяйка магазина.

Сюльфаръ поморщился, вспомнивъ, что у него остался только франкъ восемьдесятъ сантимовъ.

— Я хотлъ бы только одну нижнюю открытку, — настойчиво сказалъ онъ. — На ней изображенъ солдатъ, который похожъ на меня.

Лавочница пожала плечами.

— Отдльно не продается, картину нельзя расчленить, — сухо отвтила она.

Сюльфаръ почувствовалъ, что весь краснетъ. И яростно ударивъ по прилавку своей искалченной рукой, онъ крикнулъ:

— А я, не расчленилъ я свою руку?

Лавочница только моргнула глазами, какъ будто крики эти причиняютъ ей боль, но не приподняла головы и продолжала развшивать нюхательный табакъ.

— Но если тутъ есть вернувшіеся съ фронта, они должны понять, какая рана у меня, — обратился Сюльфаръ къ господину, выбиравшему сигары.

Покупатель сдлалъ неопредленное движеніе головою, отвернулся и сталъ глубоко затягиваться, разжигая сигару. Сидвшіе рядомъ за столиками уткнулись въ свои стаканы, а гарсонъ, чтобы ничего не слышать, раскрылъ газету. Сюльфаръ посмотрлъ на всхъ, понялъ и, уже успокоившись, пожалъ плечами.

— Хорошо, — сказалъ онъ, бросая на прилавокъ полтора франка. — Получите в дайте мн коробку англійскихъ папиросъ, я уже давно курю только простой табакъ.