И вот она появилась. В светлом плаще, в легких сапожках, с карамелькой за щекой. Словно лебедушка проплыла мимо замасленных медведей, ни на кого не глядя, не опуская гордой головы. Трактористы, видно, так здорово накричались, что теперь весь запал у них потух, и они встретили красавицу только тихим ропотом. Главный агроном, нагнав ее и торопливо шагая рядом, начал:
— Что это вы, однако! Столько народа ждет!
Статная Вика посмотрела на Аверина своими загадочными, в меру подмалеванными глазами.
— Лоб грязный.
— Чего? — Василий Сергеевич поспешно вытащил платок, стал тереть свое лицо.
— Да нет же! — отобрала она платок, мазнула по нему кошачьим острым язычком и принялась у всех на виду оттирать лоб главного агронома и первого зама.
Народ захихикал. Модест проворчал.
— Работать надо. Заправляться пора.
— Миленький! — со смехом ответила ему Вика. — Да я тебя в первую очередь! Подъезжай скорей!
«Нет уж, пусть Бабкин вперед!» — решили и молодые и старые механизаторы, до которых докатился быстрый слух о Мишиной смелости в разговоре с Громовым.
Возле мастерской затрещали пускачи, низко загудели дизели. Бабкин на синем колеснике передом поехал к заправке. Следом сунулся было Павлуня, его осадили.
— И постарше народ в наличии имеется! — веско сказал со скамейки Иван.
Павлуня спорить не посмел: Бабкин был далеко, у самой заправки, а без него храбрость братца таяла, как легкий утренний туман.
Новоиспеченный разнорабочий Женька весело подпрыгивал в кабине Бабкина. У Павлуни ему делать нечего: он терпеть не мог тащиться в хвосте. С трактора дальше видно, чем с земли. Он подмигнул сверху заправщице — та в ответ показала кулак и тут же засмеялась, обнажив славные зубки. Вика скинула плащ да сапожки и теперь, в валенках с галошами, в халате, не казалась белой лебедушкой, а стала просто красивой девчонкой. На нее можно и поворчать, что и делали сейчас механизаторы. Вика огрызалась весело.
— Моя мать несется, — вдруг сказал с недоумением Женька. — Чего она тут потеряла?
К мастерской широкими шагами шла Лешачиха. Она остановилась у ближнего трактора, спросила о чем-то механизатора, тот показал пальцем в сторону Бабкина.
— Тут мы! — высунулся Женька, размахивая шапкой.
Настасья Петровна подошла к парням, протянула звеньевому листок. Это выла повестка из военкомата.
ТАНКИСТЫ
Василий Сергеевич, прочитав повестку, сказал:
— Та-ак! Значит, уходишь. — Досадливо посмотрел на Бабкина, словно тот в чем-то провинился. — Говорил ведь я! Не послушались! Вот и прощай, твое звено!
— Ничего не прощай, — возразил Бабкин. — Народ-то вот он, весь тут.
Он показал на своих: на чумазого Саныча, что в растерянности стоял с ключом в руках, на важного Модеста — тот согласно кивнул, подобрав губы, на Женьку — Лешачихин сын суетливо ему подмигивал. Бабкин посмотрел на братца — Павлуня испуганно покрутил головой:
— Нет, я тоже! Мать небось уже получила.
— Ну, милый, в дальнюю, значит, дорожку? — сердечно сказал Иван Петров, поглядывая на звеньевого ласковей, чем на родного сына.
Бабкин похлопал свой трактор по теплому боку:
— Берегите моего коня.
Иван, хоть его и не спрашивали, бойко ответил, что он большой мастак «по части различных агрегатов», повидал их на своем веку немало и знает их железное нутро не хуже своего. Так что Бабкин может ехать спокойно и не сомневаться.
Павлуня тоже похлопал свой колесник и попросил:
— И вы, если что, тоже... Пожалуйста...
Ему четко ответил Модест:
— Я возьму. Под контроль. Личный.
Женька давно уже танцевал на месте:
— Хватит трепаться! Кидайте свое железо! Обнялись!
— Иди рассчитывайся, — сказал Аверин. — Чего там...
... Бабкин задумчиво брел по улице. Шагая с ним рядом, Павлуня пытался, как Миша, сдвинуть брови и принять гвардейский вид. Но мягкое лицо его не хотело взрослеть, как ни нагонял он на лоб морщины.
У заборчика стояла круглая девушка в светлой курточке и белой шапочке: медицинская сестра Татьяна Чижик уважала этот стерильный цвет.
Увидев ее, братья сразу стали неловкими и пошли к ней деревянной походкой.
Первым, однако, поспел Женька. Схватил Татьяну за руку, затряс:
— Привет, старушка! Как здоровье? Не похудела?
Девушка улыбнулась, показав ямочки на щеках.
Татьяна смотрела сейчас только на Бабкина.
— Уходишь?
— И я! — ревниво покосился Павлуня. — В танковые!
Но девушка не услышала слов Павлуни, и догадливый Женька оттащил его подальше, зашипев:
— Не мешай, балда!
Они минут двадцать очень медленно двигались до конторы и уже успели многим рассказать про повестку и танковые войска, а Бабкина все не было. Павлуня недовольно ворчал:
— Прощаются! Белым днем-то!
— Не волнуйся, они и на вечер оставят, — успокоил его Женька.
Павлуня тяжело засопел.
Наконец Бабкин нагнал их, и они все вместе вошли в контору. Пока ждали директора, Женька сообщил секретарше новость, а сердитый Павлуня на сей раз ничего не добавил. И очень вовремя: секретарша, грустно глядя на братца, пожалела его:
— Один остаешься, без Бабкина своего.
— Не-е! — протянул Павлуня, бледнея и оглядываясь на парней. — Мы вместе!
— Тебе отсрочку дали! — сказала секретарша.