Лицо паренька посветлело, он благодарно и торопливо закивал, схватил корзинку, но в эту минуту Павлуня повернулся к нему и заговорил:
— На готовенькое все горазды, а раньше все убегали, раньше не хотели к земле-то, замараться боялись, раньше...
— Стоп! — остановил его Бабкин. — Притормози!
Женька, выпустив корзинку, понуро возвратился на свой немилый понтон. Сел на берегу. Понтон не работал — поливать нечего. Саныча не было возле движка — он давно крутился рядом с Бабкиным. Женька остался один. Он сделался весь сырой и некрепкий, как снежная баба по весне, плечи его обвисли. И было ли оно, то золотое поле, или приснилось?.. Назвал ли его тогда парторг по имени-отчеству или послышалось?..
— Чего один сидишь? Пошли обедать!
Женька поднял похудевшую тоскливую мордочку. Наверху широко стоял Бабкин, а чуть позади его — Саныч и Павлуня.
— И сижу! А вам-то что? — по привычке отвечал Женька, поспешно вылезая к ним.
Бабкин протянул ему крепкую руку.
Ребята двинулись вдоль по деревне. Усталые, молчаливые, пыльные. Встречный народ уважительно сторонился, провожая их глазами. Женька невольно пошел таким же развалистым шагом и так же забросил пиджачишко на острое плечо.
Они миновали уже и большие совхозные здания, и маленькие дома, и совсем тощие избенки, брошенные хозяевами Климовки, и пришли на самое дальнее, скрытое за лесной полосой морковное поле. «А обед?» — подумал Женька, увидев на поле те же корзинки и те же мешки.
Только машина на грядке была новая. Женька видел ее однажды в мастерской: спереди у нее ножи, а позади — барабан.
Возле машины стояли люди: директор, инженеры, Трофим и еще какие-то озабоченные незнакомцы.
— Начнем, пожалуй, — сказал Ефим Борисович, и машина на мягком резиновом ходу двинулась по грядке. Ножи срезали ботву, а лопасти, похожие на железные руки, подгребали к себе землю вместе с морковью и отправляли ее на транспортер и дальше — в барабан. Барабан крутился, очищая морковку от грязи.
— Вот это дело! — сказал Женька. — Это здорово!
— А кто такой корнеплод купит? — ехидно спросил Трофим, поднимая морковку, разрезанную пополам.
И все увидели, что машина работает плохо, она слепо режет ботву то высоко, то низко, то вместе с морковью. Когда машина покалечила половину грядки, ее остановили.
— Руками, видать, надежней, — сказал Трофим.
Но Женька не согласен руками, когда есть техника.
— Нет! — сказал он твердо. — Верить надо в новое!
— Правильно, — поддержал Женьку какой-то незнакомый человек в комбинезоне. — Верить нужно!
— А то! — запальчиво крикнул Женька. — Попробовали бы руками!
Он уже не отходил от машины, гладил ее бока, заглядывал в барабан и больше всего на свете боялся, что люди отзовутся о ней плохо. Он настороженно посмотрел на «опытного седого» Ивана Петрова, который пришел позже всех и не сказал еще ни слова, а только ходил да покачивал головой. Вот он присел на корточки и взглянул вдоль грядки. На него с недоумением смотрели люди. Наконец он поднялся, отряхнул колени и сказал, ни к кому не обращаясь:
— Не пойдет здесь машина. — Остановил движением руки метнувшегося к нему возмущенного Женьку и продолжал: — Здесь не пойдет. Агротехника не та.
Иван указал на поле. И тут все увидели, что, и верно, не было за полем хорошего ухода — бугры да комья, грядки идут волнами.
— А машина хорошая, — с одобрением сказал Петров, и Женька с благодарностью улыбнулся ему. — Тонкая машина! Не для этого поля.
— Лучше у нас нету! — упрямо возразил Трофим.
— Есть! — сказал директор. — У Михаила Степановича!
«Это еще кто такой?» — подумал Бабкин, но Ефим Борисович, выводя его вперед, уже представлял инженерам:
— Знакомьтесь! Бабкин! Михаил Степанович, наш молодой механизатор.
— Поле у него — скатерть, — добавил Иван Петров. — Сам глядел. Ему не в Климовке работать...
— Ну, полегче насчет Климовки, — сказал Трофим и похромал к Варваре.
А Бабкина взял под локоток заводской конструктор и, отведя в сторону, сказал:
— Очень приятно, товарищ Бабкин. Моя фамилия Перов. Я эту машину довожу со своей группой.
Конструктор Перов был молодой, белобрысый и худенький, и совсем не походил на механика с его плечищами и рыжим чубом. Поэтому он сразу понравился Бабкину, и Бабкин с удовольствием ответил:
— И мне очень приятно.
«И шут с ним, с обедом! — решительно подумал Женька. — Зато такая техника!» И он пожалел, что комбайна не было с ним тогда, когда он маялся на грядках.
Обеда не было, не было и ужина. Вместо ужина Бабкин и молодой конструктор Перов потащили в мастерскую заваривать какую-то лопнувшую штуковину.
— Ну, что ты с нами маешься? — сказал Саныч Женьке. — Вон домик — поспи.
Сколько он проспал, Женька не знал, только очнулся от шума мотора. Протирая глаза, вышел из низкой двери. Светало. Над полем бежали облака. Накрапывало. Сильно пахло осенью. По морковке полз яркоглазый дракон, сопя и громыхая.
— Идет, идет! — слышался в темноте голос Павлуни.