Деревянная книга

Он попросил Лиду, худощавую темноволосую медсестру-практикантку с внимательными и, как ему показалось, печальными глазами, принести тетрадь и ручку. Стал фиксировать кое-что из того, что приходило в голову: мысли, наблюдения. Писал то на одном, то на другом языке, чтоб освежить их в памяти, а случайный любопытствующий, заглянувший в тетрадь, не смог понять написанное.

Как всякий сильный человек, Чумаков стеснялся своей беспомощности и, как только обрел способность говорить, стал подшучивать над своими ранами, перевязками, уколами. Белокурая симпатичная Леночка с упругими формами крепкого молодого тела начинала хихикать, еще только открывая дверь его палаты. Шутливые обращения Чумакова типа «божественная мадмуазель Элен» или «королева медицинских фотомоделей» ей очень нравились, и она часто зажимала ладошкой рот, чтобы не расхохотаться слишком громко.

Лида, напротив, не очень реагировала на его шутки и, сделав необходимые манипуляции, тихо исчезала за дверью. Почему-то после ее ухода Чумаков вспоминал Светлану, хотя внешне они нисколько не были похожи.

После тех сумасшедших каникул он вновь окунулся в учебу, был загружен до предела, но всегда находил время, чтобы написать Светлане хотя бы короткое письмо, и с радостным волнением перечитывал ее ответы. Но к окончанию учебы его все чаще стала посещать мысль: на что он обречет любимую, на одинокое ожидание долгие месяцы, а может, и годы? Вправе ли он, человек, не принадлежащий себе по специфическому роду деятельности, втягивать в этот круговорот другого, в общем-то, не представляющего всех тонкостей и сложностей подобного шага. Вячеслав испугался, что их любовь, скованная железной цепью обстоятельств и требований его работы, может скоро не выдержать испытания. Рисковать свободой дорогого человека, его надеждами и мечтами, чтобы затем выслушивать справедливые упреки и терзаться от невозможности ничего изменить? Он впервые подумал, что не сможет быть тем, кем желает видеть мужа и отца своих детей всякая женщина. И значит, он не имел права создавать семью.

Что думала по этому поводу сама Светлана, он не знал, да и не спрашивал, решение было односторонним. Не ответил на пару-тройку писем, потом написал что-то сбивчивое, и тяжесть сырым камнем на долгие годы затаилась в душе. Он даже не знает, где она работает, как живет. Слышал только, что вышла замуж. Встречались в жизни Чумакова другие женщины, но их было немного. Понимая, что не может в полной мере устроить личную жизнь, он не хотел осложнять чью-то судьбу, да и собственную тоже.

Здесь, в госпитале, он неожиданно ближе всех сошелся с Лидой. Сдружились они совершенно не по «канонам». Все началось с того, что, мучимый болями, он как-то ночью поднялся и поковылял в коридор. Уронив темноволосую голову на книгу, в кругу света от настольной лампы спала дежурившая в эту ночь Лида. Чумаков, стараясь не стучать костылями, подошел ближе и увидел словарь французского языка, а рядом на ящичке с лекарствами раскрытую газету «Юманитэ» с обведенным заголовком какой-то статьи. Тот же заголовок и несколько предложений на русском были выписаны аккуратным почерком в тетрадь, лежащую справа от спящей медсестры. Взяв газету, Чумаков, ступая еще тише, вернулся в палату. Через пятнадцать минут весь текст, переписанный на русском языке, вместе с газетой вновь лежал на дежурном столике.

Так на некоторое время Чумаков стал для Лиды учителем французского. Оказалось, дело это непростое. Знать язык самому и обучать другого было совсем разными вещами. Вячеслав то слишком увлекался изложением грамматики, то, напротив, уходил в детали различия говора, к примеру, парижанина и жителя Марселя, и вновь мало чем помогал своей прилежной ученице. Потом, махнув рукой на все педагогические методы и приемы, стал просто говорить с Лидой на французском, начиная с простейших фраз и каждый раз дополняя их новыми оборотами. «Может, грамматикой на экзаменах не блеснешь, но то, что французы тебя поймут – гарантирую!» – заявил Чумаков.

Со временем язык дополнился разговорами на другие темы, интересными для обоих. Чумаков был удивлен этим обстоятельством: ведь они люди разного возраста, каждый со своим жизненным багажом, казалось бы – ничего общего. Как мужчина и женщина они друг другу тоже «не показались», да они совершенно и не думали об этом. По обмолвкам Чумаков понял, что сердце Лиды занято высоким красавцем-сокурсником. Поэтому их беседы носили характер свободного общения, но Вячеслав Михайлович мог поклясться чем угодно, что давно не чувствовал себя внутренне так комфортно.

Их общение с Лидой, конечно, не осталось незамеченным. Понимающе лукавые улыбки вслед говорили: знаем, мол, эти занятия языком! Но перед самым отъездом Лиды – ее практика заканчивалась – романтический ореол вокруг их отношений развеялся в пух и прах, благодаря все той же хохотушке Леночке.