Деревянная книга

– Ладно, пойду, некогда рассиживаться.

– А что это за отвар? – успел спросить Чумаков.

– Из трав разных. Тут и зверобой, и деревей, и полынь – всего двенадцать наименований. Моя бабушка нас всегда травами лечила, кое-что запомнилось. Ну, отдыхай! – и тетя Дуся ушла.

Чумаков лежал в растерянности, недоумевая, каким непостижимым образом могло смешаться в стакане травяного отвара далекое прошлое или, скорее, бред о далеком прошлом и живое настоящее. Пока не было сил осмыслить все это. Может потом, когда прояснится затуманенный и воспаленный мозг, он во всем разберется. «Когда в сече внутри меня Жива одержит верх над Марой», – невольно подумалось образами, пришедшими из состояния забытья.

«А ведь старик прав! – удивленно сказал сам себе Чумаков. – Ты давно пришел в сознание, соображаешь, что и как, и лежишь пластом, не проявляя воли к выздоровлению и спасению той же ноги. Давай, работай!»

Изломанный, растерзанный, сложенный и заштопанный врачами Чумаков должен был, как Мюнхгаузен за волосы, вытягивать себя и учиться всему заново: держать ложку, карандаш, просто сидеть, управлять движением рук и ног. Первым этапом, когда он еще не мог вставать, была в основном психологическая тренировка. Он уходил в медитацию: то совсем легкую, поверхностную, то глубокую, до полного отрешения. Выполнял разные стили дыхания из йоговской «Пранаямы». Тренировал чувствительность пальцев, ладоней, напрягал и расслаблял мышцы, «гонял» по телу энергетический «шар», заставляя его прочищать и восстанавливать разорванные сосуды и ткани. Вспоминал при этом науку Валентина Дикуля о том, что воля человека и система определенных тренировок способны «прорастить» нервные окончания даже в сломанном позвоночнике и восстановить его функции, не говоря уже о костях, мышцах, суставах.

Существовала некая закономерность, которую Чумаков однажды вывел для себя и многократно проверил практикой: для достижения какого-либо результата следует ясно и четко представить себе конечную цель, а затем умозрительно соединить исходную точку с конечной, как бы задавая движению общее направление. Но ни в коем случае не пытаться идти «напролом», только общее направление! Тогда обстоятельства складываются в различные, порой самые непредсказуемые варианты, но в конце концов выходит так, как нужно. Чумаков назвал это «упорядочиванием хаотичности» или «законом целенаправленности». Он открыл, что этот закон действует во всех сферах: касается это общественных отношений, творческого или научного поиска, абстрактных понятий или конкретного человеческого организма. Чумаков знал, что надо захотеть быть здоровым и дать организму задание на излечение. Как именно это будет происходить – не имеет значения. Более того, пытаясь вмешаться в сложнейшие психофизиологические и химические процессы, происходящие внутри – сколько чего какие органы должны выработать и куда направить – можно только нарушить их гармоничную согласованную работу. Важна общая команда, а организм сам решит, как лучше ее выполнить, исходя из имеющихся резервов. Нужно только удерживать цель в поле зрения и «подпитывать» процесс своей энергетикой до его конечного завершения. И конечно, работа: постоянные тренировки, растяжки, разминки.

Гораздо позже, когда дело пошло на поправку, Евгений Викторович признался, что считал шансы Чумакова выжить после отказа от ампутации минимальными.

– Хотя, знаете, – говорил он, – для меня, врача с немалым стажем, человек стал гораздо большей загадкой, чем когда я был начинающим медиком. Иногда объективно здоровые и сильные люди погибают от несерьезных, казалась бы, болезней и ран. А иногда бывает, как с вами. Человек выкарабкивается вопреки всему, словно ему с той стороны подставляют лестницу…

Вячеслав ловил себя на мысли, что не очень старается узнавать об изменениях, происходящих за больничными стенами, даже радио слушал редко. Возможно, организм защищался от неприятной и сложной информации, мешающей восстановлению, а может, мозг был занят тем, что анализировал и сопоставлял совершенно иные «вводные». Вячеслава Михайловича занимал вопрос: откуда возникают эти непонятные картины прошлого? Почему его рука иногда «вспоминает» форму и тяжесть обоюдоострого меча, которого, в сущности, никогда не держала? И вообще – какое он имеет ко всему этому отношение, ведь подобного с ним не случалось… Постой-постой, а ведь было! Давно в юности, в тот самый момент, когда впервые сработало ощущение Дыхания Смерти. То мимолетное случайное видение… выходит, не случайное? Должно же быть этому объяснение…

Взглянув на себя как бы со стороны, Чумаков хмыкнул. «Если я в чем-то изменился, то мозги у меня остались прежние, это точно, – отметил он. – Теперь ни покоя, ни свободного времени не будет, закрутилась машинка, застучала…»