Деревянная книга

Уж девять лет, как помер креститель Руси князь Владимир. А сыновья его друг дружку за престол отцовский грызут. Святополк убил Бориса, Глеба и Святослава, привел печенегов и воевал с Ярославом, но одолел Ярослав и сел править в Киеве и Новгороде. Тогда Брячислав, сын брата Изяслава, захватил Новгород, и пришлось отбивать у него людей и добро. Потом брат Мечислав взял хазар и койсогов и пошел на Киев из Тьмуторокани. Не приняли его кияне, и он сел в Чернигове, но оком на престол киевский все косит.

Слушая те вести от купцов да прохожих, печалились переселенцы, утешаясь лишь тем, что далече ныне от градов больших в тиши лесной обитали по тем Поконам Чистоты и Прави, по коим их предки жили.

Вот и нынче послышались голоса, и вскоре к дому волхва подошли два незнакомых мужа в сопровождении местного отрока.

– Вот, отче Светозар, к тебе, – кивнул в сторону незнакомцев отрок.

Мужики, оказалось, едут из Нова-града, где о волхве Светозаре многим ведомо. А едут они в Суздаль-град, где горе злое приспело, недород великий и голод. Люди по Волге идут аж в землю Булгарскую, чтоб жита выменять. А купцы да княжьи люди, да бабы их обилье прячут, зерно и припасы разные под замком держат, народ морят, уже детки помирать начали.

– Князю да его дружине до нас дела нету, – хмуро рек старший из мужиков, – лихого люда развелось, по дорогам опасно ездить стало.

– Потому мы припасов, каких смогли, собрали, вооружились и едем родичам своим в горе помочь. – Старший из новгородцев, склонившись ближе к Светозару, заговорил, понизив голос почти до шепота. – Средь народа слух пошел, что все беды из-за того, что чужую веру мы приняли. Вот и стали люди в отчаянии попинов греческих изгонять, а некоторых и вовсе порешили, церквушки их палят, глаголят, в черных кудесниках сила чернобожья, и потому не будет ладу, пока не изгоним всех.

– Слыхали мы, будто решили волхвы собраться в Суздали на сход свой. На том сходе и поразмыслить, как людское горе одолеть, Русь от чужестранных жрецов избавить, Вече восстановить и князю, как в старину бывало, Наряд дать, что ему делать да как, чтоб не гибла земля славянская в междоусобицах братоубийственных. Чтобы князь с Вече народным советовался, а не с попинами греческими.

– Ведают о тебе, отче Светозар, и просят прибыть на Сход, – добавил тот, что помладше.

– Говорите, народ церкви христианские жечь начал и попинов изгонять да бить? – задумчиво спросил волхв, глядя перед собой.

– Так, отче, попины сии твердят, что власть всякая да от Бога, а потому супротив нее идти грех смертный, – горько ответил старший.

– А волхвов народ уважает, – взволнованно заговорил молодой, – они слово только молвят, и пойдут люди.

Все замолчали, молчал и волхв.

– Значит, теперь детей своих спасать, а татей, припасы хоронящих, наказывать, грех есть? – мрачно промолвил Светозар. Мечислав не глядел на отца, но чувствовал, сколько боли в его голосе.

– Добре, братья новгородцы, я еду с вами! – молвил он. – Скажи матери, пусть соберет мне, что нужно, в дорогу, – обратился к сыну.

– Нам в дорогу, отец, – таким же решительным тоном молвил Мечислав, – я с тобой еду! – и пошел выполнять просьбу отца.

– Светозарушка, что ты задумал, не уезжай, ведаешь ведь, что с волхвами нынче княжеские да церковные суды творят, ведь жизни не просто лишают, а люто, зверски пытают прежде. Зачем сына берешь, Светозарушке малому всего три лета исполнилось, – заливалась тихими слезами на широкой груди мужа Ивица.

– Прости, Ладушка, сама знаешь, не могу отказать я людям, кои помощи просят. А сыну я не указчик, взрослый он, сам уже отец, – мягко возразил Светозар, поглаживая волосы любимой. – С тобой младшие остаются. Не рви мое сердце, прошу, я ведь люблю тебя, будто и нет за плечами многих лет, трудных, но счастливых, люблю, Ивушка!

А за стеною рыдала, цепко обхватив мужа за плечи, Русава.

Две больших змеи – серая и черная – выползли на шершавый холодный камень. Черная свивалась кольцами, шипела и нервно била хвостом. Тут Ярослав увидел, что серая-то не змея вовсе, а ужик, и подивился, ведь не бывает такого, чтоб змея с ужом вместе были. Он пристальней пригляделся к гадам, и вдруг почуял себя в теле ужа, а рассерженный черный змей тоже был ему знаком, но кто именно, не мог вспомнить.

Ярослав проснулся, поеживаясь от холода. Пуховая перина, которой он был укрыт, сползла. Княжеский спальник тут же поспешил к хозяину с ковшом клюквенного морса и, дождавшись, когда тот отопьет, осторожно молвил:

– Епископ тебя, княже, давно дожидается, бает, дело у него неотложное…

«Неотложное… небось опять деньги клянчить начнет, с утра покоя нет», – недовольно подумал Ярослав, запахивая озябшее тело в мягкий бухарский халат.

– Ладно, зови, – махнул он рукой.

Когда епископ вошел, и от большого волнения стал говорить быстро, путая греческие и русские звуки, отчего речь его изукрасилась шипящими, князь невольно улыбнулся своей догадке: вот тебе и черный змей, сон-то в руку…

– Бьеда, князь, большшой бьеда!..