Деревенский детектив

Участковый повернулся, подошел к клубному крылечку и сел на него. Семичасовой сеанс – для детей – фильма «Берегись автомобиля» еще не кончился, за стенкой жужжал киноаппарат, ребятишки в клубе галдели и похохатывали; вокруг клуба шла неспешная жизнь. Проехал бесшумно на велосипеде по пыльной дороге учитель математики Молчанов, просеменила в сельповский магазин баба Сузгиниха, а в детских яслях, что располагались в ста метрах от клуба, вдруг со звоном открылось окно, выглянула толстая повариха тетка Мария, зевая, посмотрела на Анискина и перекрестила рот.

– А ведь ты, Гришка, – вдумчиво сказал Анискин, – за последнее время распустился. До того дело дошло, что ты при мне материшься. Это как так?

– Прости, дядя Анискин! – глухим басом попросил Гришка. – Тут с бабами, да тут еще… Прости, дядя Анискин!

Опустив голову, тракторист ковырнул носком сапога утрамбованную землю, руки сунул в карманы, чтобы не висели, и стал смотреть на жука, который пробирался по пыли к островку желтой травы. Каждая соломинка и каждый камешек жуку мешали, он суетно обегал их и добрался-таки до травы. Тогда Гришка Сторожевой поднял голову и, удивившись, спросил:

– Ты чего это, дядя Анискин, на мои сапоги глядишь?

– А вот что гляжу, – сухо ответил Анискин, – что таких сапог в деревне всего двое. Сорок пятый размер ты, Гришка, носишь, да я, когда грязюка наступает…

– А из этого что, дядя Анискин?

– А из этого то, Григорий Сторожевой, – поднимаясь с крыльца, ответил Анискин, – что у завклубом аккордеон увели… Вот ты и шагай за мной.

Анискин подошел к лазу через плетень, дождался, когда Гришка догонит, и показал желтый след кирзового сапога на узкой доске.

– Вот этот след, – сказал Анискин, – приляпан после дождя. Теперь опять гляди на то, что вот такая же желта глина живет возле клубных дверей – копали глубоко и глину на поверхность вынали. Что же из этого получается? – спросил участковый и сам же ответил: – А то получается, что вор аккордеон через этот лаз увел… Так что давай, Григорий Сторожевой, ставь-ка ногу на дощечку…

– Ты чего это, дядя Анискин? – тихо сказал Гришка. – Чего это я ногу ставить буду?

– Ставь, ставь…

Пожимая плечами и косо улыбаясь, тракторист взошел на доску, прогнув ее, приставил ногу к следу.

– Ну и ну! – всплеснув руками, обрадовался участковый. – Глаз у меня – алмаз! След сорок пятого размеру… Ах, ах! – прокудахтал он. – Ах, ах!

Очень довольный собой, участковый махал руками и кудахтал, позабыв от радости о Гришке Сторожевом, трусцой побежал к клубным дверям, но тракторист бросился за ним, на ходу схватил за подол серой рубахи и угрюмо проговорил:

– Не брал я аккордеон.

Остановленный, Анискин сдал назад, повернулся к Гришке и вдруг посмотрел на него такими глубокими и задумчивыми глазами, при каких на лице участкового появлялось известное всей деревне выражение. Это было такое выражение, когда никак нельзя было понять, что думает и что хочет от человека участковый, когда в глазах Анискина вспыхивали яркие точки, привораживающие к себе точно так, как в лунную ночь привораживает одинокий светлячок. И это были такие глаза, которыми участковый глядел вглубь и насквозь, просвечивал, как на рентгене, и по спине человека прокатывался щекочущий холодок.

– Может быть, может быть, – замедленно сказал Анискин. – Может быть, не ты увел аккордеон, Григорий Сторожевой, а может быть, ты… Это дело я еще в точности не знаю, а вот… Ну-кось, пройдем к дверям, Григорий Сторожевой. Я и глину сличу и… Ну-кось, пройдем Григорий Сторожевой!

– Я открыл дверь… – сказал Гришка. – А аккордеон не уводил.

В клубе все еще пулеметом стрекотал аппарат, шел еще фильм «Берегись автомобиля», но ребятишки уже кричали густо и освобожденно, как всегда бывает перед концом сеанса, и ждалось, что вот-вот распахнутся двери, повалит густая и мелкая ребячья толпа. Да, время шло к девяти, и к клубу двигались по-воскресному нарядные пожилые колхозники, смеялись девчата и парни, где-то уже погуживала растрепанным голосом трехрядка.

– Завклубом говорит, – усмехнувшись, сказал Анискин, – что дверь можно открыть простым потрясыванием… Нет, брат, шалишь! Трясти-то ее, конечно, надо, но и высокий рост нужен, чтобы надавить сверху. Крючок-то верховой… Вот я и решил, что только два человека в деревне дверь-то могут открыть – я да ты, Григорий Сторожевой… А!

– Не брал я аккордеон, дядя Анискин!

– А может, и брал! У меня ведь, Григорий Сторожевой, помимо двери, доказательства есть, – ответил участковый и сурово прицыкнул зубом. – Есть.

– Какие еще доказательства? – жалобно спросил Гришка, вынимая руки из карманов. – Это ведь что делается!

– Устные показания продавщицы Евдокии Мироновны Прониной! – официальным голосом ответил Анискин. – Она на следствии показала, что вы, Григорий Сторожевой, обретались у клуба во время дождя. Это раз! А во-вторых, вы при ней угрожали увести аккордеон…

– Врет она, врет! – окончательно испугавшись городского слога Анискина, закричал Гришка и замахал руками, словно открещиваясь. – Когда я мог говорить такое, если я с Дуськой и не разговариваю…