Der Halpbblutling

В размышлениях ун-Леббель не забывал контролировать прилегающую к мосту местность, поэтому сухую фигурку пробирающегося по насыпи человека заметил сразу. Но остановить ее не торопился. Особой опасности этот человек не представлял, а для того чтобы взять его живым, человека требовалось подпустить поближе. Не видя наставленного автомата, задержанный мог совершить попытку к бегству. Пачкаться ради него в грязи ун-Леббелю не хотелось. Другое дело, когда нарушитель приблизится ближе и взглянет в черный зрачок автоматного дула — страх парализует его, и тут уж не до мыслей о бегстве, автоматный ствол завораживает, при одной мысли, что из него сейчас вырвутся злые осы пуль, делает задержанного слабым и беспомощным. В том, что это был житель Мариновки, ун-Леббель не сомневался. До ближайшего леса расстояние было изрядным, да и оружия в единственной руке мужчины, торопливо бегущего по хрустящей насыпи, не имелось.

Неизвестный приблизился, и ун-Леббель заметил, что он одет в старую униформу вермахта, ту, героическую, времен Великой войны. Один рукав кителя был небрежно заткнут за ремень, пилотки на седой голове не было.

— Стой! — ун-Леббель приказывающе повел стволом автомата. — Подними руку!

Неизвестный остановился.

Это был мужчина лет шестидесяти. Темное лицо его извилистыми окопами и траншеями изрезали глубокие морщины, лицо блестело от пота, и человек судорожно и сипло с присвистами дышал. Мужчина выпрямился, поднял руку, но страха в его глазах ун-Леббель не увидел. Неизвестный держался так, словно только что выполнял тяжелую работу, от которой его неожиданно отвлекли.

— Спиной ко мне! — приказал Ганс и поторопил старика, явно не торопящегося выполнять его команду: — Быстрее! Ну!

Старик поднял руки.

— Помощь нужна? — спросил с другой стороны моста невидимый Фридрих.

— Справлюсь, — небрежно сказал Ганс, — какой-то старик. Похоже, он безопасен. На нем наша старая форма.

— Откуда он взялся? — удивился ун-Битц.

— Какая разница! — Ганс внимательно наблюдал за задержанным. — Пусть гестапо выясняет, кто он такой и что здесь делает.

— Разумно! — сказал ун-Битц. — Подожди, я свяжусь с цугфюрером.

Старик стоял спиной к солдату. Он горбился, ему было неуютно, похоже, старик боялся. Глупо. СС никогда не стреляет в спину безоружному человеку.

На старике были грязные, давно нечищеные сапоги, да и униформа выглядела неприглядно — вся в темных пятнах, чувствовалось, что последний раз ее стирали очень давно.

Старик искоса разглядывал его.

Ганс прислонился к холодной гудящей ферме моста, направив на задержанного ствол автомата. Следовало дождаться людей из айнзатцгруппы, которые заберут старика, и на этом нехитрая солдатская миссия ун-Леббеля заканчивалась. Что будет с задержанным дальше, Ганса не интересовало. Это было не его дело.

Старик жадно смотрел на него. Словно увидел знакомого и теперь пытался вспомнить его имя. Ганс усмехнулся. Он мог поклясться, что никогда не встречался с этим неряшливым стариком, похожим на бродяг, которых охранная рота отлавливала в прошлом году в Воронежской области.

И тут старик подал голос.

— Ганс? — сипло спросил он. — Ну конечно же! — Голос его окреп и стал обрадованным. — Ганс, малыш! Разве ты забыл дядю Пауля? Вспомни меня, мальчик! Дядя Пауль! Сорок третий год. Я вез тебя на поезде в фатерлянд. Это же я, дядя Пауль! Ты помнить меня? Ведь это я назвал тебя Гансом! Помнишь дом, в котором ты жил? Помнишь дядюшку Паульхена?

— Молчать! — приказал Ганс.

— Малыш, отпусти меня, — облизывая синие старческие губы, сказал задержанный. — Ты ведь не отдашь дядю Пауля этим псам? Малыш, я знаю, кто ты! Я могу сказать, кем были твои родители и как тебя звали раньше… Малыш! Отпусти меня! Ведь ты вспомнил? Вспомнил?

Осень 1943 — лето 1945 гг. ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ

Детство свое Ганс ун-Леббель помнил смутно.

Оно начиналось с путешествия на поезде — в огромном пассажирском вагоне, где дарила чистота, где были никелированные умывальники, а рядом с ними висело белоснежное бумажное полотенце, в тугом рулоне. Пусть оно было одноразовое, но именно такие и нужны в поездах — оторвал, сколько надо, вытерся и выбросил.

Ребята одного с ним возраста занимали весь плацкартный вагон. На каждые десять мальчишек приходился дядька — пожилой немецкий солдат в форме ваффен СС, с кокардой в виде черепа на полевой пилотке и сдвоенными молниями в петлицах кителя, все пуговицы которых всегда были аккуратно застегнуты.

— Это хорошо, — говорил Гансу пожилой однорукий фельдфебель с нашивками за ранения на рукаве, умело нарезая длинным острым кинжалом копченую украинскую колбасу и непривычный хлеб, маленькие буханки которого были аккуратно упакованы в шуршащий целлофан. — Ты будешь учиться в Великой Германии, тебе предстоит стать защитником рейха, молодой человек. Это есть честь, которая доступна немногим.