Депутат от Арси

Никто, кроме самого Максима де Трай, не знал, сколько бедствий он причинил; но ему всегда удавалось избежать осуждения общества, ибо он неизменно придерживался кодекса мужской чести. Хотя он промотал в своей жизни больше денег, чем за то же время награбили будущие обитатели четырех каторжных тюрем Франции, правосудие относилось к нему почтительно. Ни разу не нарушил он правил чести. Карточные долги он платил с щепетильной пунктуальностью. Изумительный игрок, он садился за карточный стол с самыми родовитыми аристократами и посланниками. Он бывал на обедах у всех членов дипломатического корпуса. Он неоднократно дрался на дуэли и отправил на тот свет двух-трех противников, можно сказать, попросту убил их, так как отличался непревзойденной ловкостью и хладнокровием. Никто из молодых людей не мог сравниться с ним в умении одеваться, в тонкости манер, в изяществе речи, в непринужденности, во всем, что когда-то считалось высшим аристократизмом. Будучи пажом императора, он с двенадцатилетнего возраста упражнялся в верховой езде и слыл одним из самых искусных наездников. Граф всегда держал пять лошадей, которых пускал на скачки, и всегда был законодателем мод. И, наконец, он был самым неутомимым за ужином в компании молодых людей; пил больше, чем самые выносливые его собутыльники, и вставал из-за стола бодрый, готовый хоть сейчас начать сызнова, точно кутеж был его родной стихией. Максим принадлежал к тем презираемым людям, которые умеют подавлять это презрение наглостью и внушать людям страх, но он отнюдь не заблуждался относительно своей репутации. В этом была его сила. Люди сильные всегда первые критикуют самих себя.

При Реставрации он довольно удачно извлекал выгоду из своего звания пажа императора; он приписывал своим якобы бонапартистским взглядам ту неприязнь, с которой его встречали в различных министерствах, когда он предлагал свои услуги Бурбонам; ибо, несмотря на большие связи, родовитость и опасные таланты, Максим де Трай не достиг ничего, и тогда он принял участие в заговоре, который вызвал падение старшей ветви Бурбонов. Максим принадлежал к сообществу, затеянному поначалу ради забавы, случайно (см. «История тринадцати»), и которое впоследствии, естественно, обратилось к политике всего за пять лет до Июльской революции. Когда младшая ветвь вслед за народом Парижа двинулась на старшую ветвь и завладела троном, Максим снова пустил в ход свою приверженность к Наполеону, о котором помышлял столь же мало, сколько о своей первой любовной шалости. Он оказал тогда весьма важные услуги, признававшиеся, впрочем, с крайней неохотой, так как он слишком уж настойчиво требовал вознаграждения от людей, знавших счет деньгам. При первом же отказе Максим занял враждебную позицию, угрожая разгласить некоторые малоприятные подробности, ибо у молодых династий, как и у младенцев, пеленки в пятнах.

Когда де Марсе получил пост министра, он исправил ошибку тех, кто не сумел оценить этого человека; он стал давать ему тайные поручения, для которых нужна совесть, обработанная молотом нужды, ловкость, готовая на все, бесстыдство и особенно хладнокровие; нужны дерзость и верный глаз, присущие бандитам мысли и высокой политики. Подобные люди, способные служить ее орудиями, столь же редки, сколь необходимы. Ради своих целей де Марсе ввел Максима в высшее общество; он изобразил его как человека, созревшего в страстях, умудренного опытом, знающего жизнь и людей, которому путешествия и известная наблюдательность помогли изучить европейские дела, политику иностранных кабинетов и связи всех влиятельных семей в Европе. Де Марсе убедил Максима в необходимости создать для себя собственный кодекс чести; он показал ему, что умение молчать есть не столько добродетель, сколько расчет; что правители никогда не откажутся от услуг человека солидного и ловкого, надежного и гибкого.

— В политике шантаж действителен только один раз, — сказал он Максиму, порицая его за то, что тот прибег к угрозе.

Максим был человеком, способным оценить всю глубину этих слов.