Депутат от Арси

— Друг мой Вине! Мы ничего не должны о нем знать, он для нас незнакомец. Проезжая через Провен, он виделся с вашим отцом. И только сейчас этот человек передал мне послание префекта касательно выборов в Арси; мне предписывается подчиняться всем указаниям, которые соизволит сделать граф Максим. Я так и знал, что без драки дело не обойдется. Пойдемте-ка обедать и проверим как следует наши силы; для вас это перспектива стать главным прокурором в Манте, а для меня — стать префектом. И мы должны держать себя так, как будто нам нет никакого дела до этих выборов. Ибо мы с вами находимся между молотом и наковальней. Симон выставлен кандидатом от партии, которая пытается свалить нынешнее правительство, и, может быть, ей это и удастся. Но для людей умных, как мы с вами, существует только один путь...

— А именно?

— Служить тем, которые сами ставят и сваливают правительства. А письмо, которое мне показали, написано одним из тех, кто сочувствует незыблемому положению вещей...

Прежде чем продолжать наш рассказ, необходимо пояснить, кто был этот изыскатель и что намеревался он откопать в Шампани.

Приблизительно за два месяца до победы Симона Жиге на предвыборном собрании, в одиннадцать часов вечера, в одном из особняков предместья Сен-Оноре, за чаем у маркизы д'Эспар, ее деверь, кавалер д'Эспар, поставив чашку на стол и глядя на расположившихся у камина гостей, сказал:

— Максим был очень мрачен сегодня, не правда ли?

— Да, — ответил Растиньяк, — но его мрачность легко объяснить: ведь ему сорок восемь лет, — в этом возрасте не заводят новых друзей; со смертью де Марсе Максим потерял единственного человека, который понимал его, оказывал ему услуги и умел пользоваться его услугами...

— Наверно, у него есть неотложные долги, не можете ли вы помочь ему уплатить их? — сказала маркиза Растиньяку.

В ту пору Растиньяк был во второй раз министром, он только что, почти против своего желания, получил графский титул; его тесть, барон де Нусинген, был назначен пэром Франции; брат его был епископом, а зять, граф де ла Рош-Гюгон, посланником; и считалось, что в будущих правительственных комбинациях без него не смогут обойтись.

— Вы всегда забываете, дорогая маркиза, — ответил Растиньяк, — что наше правительство обменивает свои сребреники только на золото; в людях оно не разбирается.

— Способен ли Максим пустить себе пулю в лоб? — спросил дю Тийе.

— Ага! Тебе бы очень этого хотелось, мы были бы квиты, — ответил банкиру граф Максим де Трай, к изумлению присутствующих, уверенных, что граф уже покинул гостиную.

И граф, поднявшись с глубокого кресла, которое стояло позади кавалера д'Эспар, возник перед гостями, как привидение. Все рассмеялись.

— Хотите чаю? — обратилась к нему молодая графиня де Растиньяк, которую маркиза просила заменить ее за чайным столом.

— С удовольствием, — ответил граф, подходя к камину.

Этот человек, король парижских прожигателей жизни, до сих пор сумел сохранить то привилегированное положение, которое занимали денди, именовавшиеся тогда «желтыми перчатками», а потом «львами». Нет надобности рассказывать историю его юности, полную любовных похождений и отмеченную тяжелыми трагедиями, в которых он всегда умел сохранять внешнюю благопристойность. Для него женщины всегда были только средством, он так же мало считался с их страданиями, как и с их радостями; он видел в них, как и покойный де Марсе, просто капризных детей. Промотав свое состояние, он пустил по ветру и состояние известной куртизанки, прозванной «прекрасной голландкой», матери знаменитой Эсфири Гобсек. Это он поверг в бездну несчастий г-жу де Ресто, сестру г-жи Дельфины де Нусинген, матери молодой графини де Растиньяк.

Парижский свет полон невообразимых странностей. Баронесса де Нусинген находилась в этот вечер в гостиной г-жи д'Эспар вместе с виновником всех страданий ее сестры, с убийцей, который, впрочем, убил только счастье женщины. Поэтому-то, вероятно, он и мог быть здесь. Г-жа де Нусинген обедала у маркизы со своей дочерью, год тому назад вышедшей за графа де Растиньяка, который начал свою политическую карьеру с должности помощника секретаря в знаменитом министерстве покойного де Марсе, единственного крупного деятеля, созданного Июльской революцией.