Депрессия, роботы и один велосипед

– Всё окей, Карлос, – сказал Фред. – Я не знаю. Нет. Но вопрос в точку. В то время я много думал о боге. Роботы… они вели себя как живые. Они эволюционировали. Мутировали и перестраивались. Мы убивали их, но более приспособленные множились. Чужая, непостижимая жизнь. Пахнущая смазкой и горелым пластиком вместо пота или спермы. Непонятная, но понимающая.

Это было хорошо. Я ощущал страх. И любопытство. Это гораздо лучше, чем ненависть к себе. Что интересно – роботов я не возненавидел. Когда они вытолкали первого разведчика из коридора, я даже проникся к ним симпатией.

– Как? Они его не убили?

– Нет. Бунтовщики не хотели крови. Они хотели человеческих условий и свободы. В общем, как и любые заключённые. Поэтому коридор приказано было держать закрытым до дальнейших распоряжений, но насчёт крови, мяса и костей роботам объяснили вполне чётко. Да и не так просто отрубить у машины блокировку вреда человеку, особенно, когда ты бунтовщик и весь в мыле.

Вот только легче от этого не было. В том конце коридора была опустошённая база. Стадо строительной техники различной степени сообразительности. Груды материалов, включая взрывчатку. Стройка, работающая на полуавтомате. И гора трупов. Рано или поздно что-то должно было бахнуть. Я так и видел, как сидящее в кресле тело бунтовщика медленно клонится, а потом падает лицом вперёд на пульт, стрела крана разворачивается и бьёт по стойке. Стойка рушится, палеты падают на грунт, взрыв, и всю базу разносит к чертям собачьим. Собачьи черти, подпалив хвосты, носятся по планете, добегают до электростанции, а там…

– Как цветасто вы рассказываете, – сказала женщина, сидящая справа от меня. – А кем вы работали до того, как?..

– До того, как убил? – холодно уточнил Фред.

– Извините, – сказала женщина.

– У нас мало времени, – сказал Карлос. – Через сорок минут помещение займёт другая группа.

– Я работал болтуном, – сказал Фред. – Бесполезным прыщом на жопе индустрии развлечений. У меня был хорошо подвешенный язык, которым я к тому же отлично умел вылизывать задницы. В тюрьме, кстати, полезное умение. Если только база не собирается взлететь на воздух. Итак: мы могли уничтожать роботов. Они нас – нет. Отличная ситуация, сказали бы вы. Неплохо, согласились бы мы. Мы вооружились резаками, кусачками и пассатижами. Мы надели экзоскелеты. Мы вошли в коридор. Роботы накинулись на нас, отрывая и отрезая наши орудия. Мы рвали, резали и прожигали их.

Бойню пришлось прекратить. Глава инженерной службы заорал на трёх языках одновременно, что по стенам идут трубы и провода, которые мы не хотим повредить, если у нас есть хоть капля серого вещества.

– В роботов палите, arschlöcher! В роботов, а не в коммуникации, verdammt!

– Да как их отличить?

Я не знаю, слышали ли роботы этот разговор. А если слышали – поняли ли. Но стратегию они уловили. Роботы попытались смешаться с техническим барахлом на стенах. Мы попытались бить только туда, где робот, а не где груда техники.

Упрощало задачу то, что нам не нужно было разрушать роботов целиком. Достаточно было лишить их зрения, то есть разбить камеры.

Тут началось странное.

Один из наших стоял, всматриваясь в стену, с резаком наготове. В груде проводов и механизмов он увидел объектив камеры. И в этот момент его что-то огрело по голове – как потом выяснилось, робот резко распахнул дверь щитка.

– Клянусь, – сказал парень, держась за висок, – я не успел даже занести резак. Я только подумал: «вот оно».

Мы проверили. Потом проверили ещё раз. Так и было. Роботы прятались, но как только их узнавали – они давали бой. Как они это могли понять? У нас была только одна версия. Они натащили в коридор медицинские сканеры и просвечивали наши мозги.

Версия косвенно подтверждалась тем, что человек, который пытался закрыть голову шлемом или жестянкой, сразу попадал под атаку. Других не трогали, если они не пытались продвинуться слишком далеко по коридору. Им даже позволяли вглядываться в стены – ровно до той секунды, в которую человек узнавал деталь робота и испытывал по этому поводу возбуждение. Меж тем на стройке начала сходить с ума тяжёлая техника. Одичавший бульдозер въехал в стену базы и разворотил шлюз. Один из секторов остался без воздуха – к счастью не наш.

Фред замолчал. Карлос посмотрел на нас с хитрецой.

– В чём разница между объективом камеры и объективом камеры робота, который мешает вам выжить? – спросил он.

– Мы по-разному к ним относимся.

– Именно. На самом деле мы по-разному относимся ко многим, ко всем вещам. Я люблю рулетки. Измерительную ленту можно вытянуть с тихим шуршанием, а потом разжать пальцы и она сделает приятный «Щёлк!». Но мои чувства к рулетке будут куда богаче и сложнее, если рулеткой владел Джон Кеннеди.